VadikV



Алексей Зикмунд

Дочь сатаны или
По эту сторону добра и зла

Пролог.

Много веков назад, наша гибель была предсказана на небесах. И только
бесконечная глубина глаз маленького Эмануила может спасти наши души и,

расплавив железные сердца наши, поселить в них частицу той безусловной и

бесконечной любви, которую невозможно отыскать на земле.

Плоть, деньги и страх потерять эти сокровища разве не верно. Все остально
е
просто накладывается на эти понятия. Зависть. Яд е сжигает умы и сердца, а

в основе все та же плоть. Мягкая плоть хлеба, плоть красивого тела,
наконец, невидимая плоть уюта и тепла и страх, вырабатывающий адреналин,
он
как бы предвосхищает ощущение потери. Страшнее погибает великая любовь.
Она
погибает под аплодисменты толпы. Под гром этих же аплодисментов начинаю
тся
мировые войны. Аплодисменты приветствовали изобретение лекарства от
полиомелита и крушение третьего рейха, но мы не знаем, на какую вершину зл
а
способно взобраться добро. В мире бесконечных категорий двух слов "хорош
о"
и "плохо" явно не хватает, надо привыкать к мысли, что хорошо будет только
одному из многих, остальным будет плохо или никак, что в данном случае одн
о
и тоже. Благополучие любой пирамиды покоятся на человеческих останках.



Глава первая.

Страшный декабрь сорок первого года обрушился на улицы Москвы как
неразорвавшийся фугасный снаряд. На серой прямоугольной башне,
расположенной напротив метро "Красные ворота", минутная стрелка часов
приблизилась к двенадцати. По темному садовому кольцу, громыхая цепями,

двигались военные грузовики. В них сидели люди в белых маскировочных
халатах, к каждому грузовику была прицеплена пушка на резиновом ходу. Эт
о
были заградительные отряды автоматчиков, которые должны были блокиров
ать
отступление наших частей на горячих участках фронта. Колонна была
бесконечной. Редкие горящие окна, заклеенные крест накрест бумагой, брос
али
на мостовую и тротуар призрачные какие-то тени. Падал легкий и пушистый
снег. Стрелка часов на прямоугольной башне перевалила за двенадцатичас
овую
отметку. У памятника сезоннику рядом с зенитной установкой зажегся огро
мный
прожектор, он осветил небо, два овальных неподвижных аэростата и
беспорядочные, куда-то бегущие облака. Затем он погас.

В старом пятиэтажном доме на Земляном валу горело несколько окон. Окна э
ти
выходили во двор. Двор представлял из себя глухой квадрат, кирпичные сте
ны
с провалами черных ходов окружали заброшенный круглый фонтан, в центре

которого стояла статуя Дон-Кихота без шпаги и без головы. Единственный
въезд во двор был через арку, на которую были навешаны запертые чугунные

ворота. Таким образом, что бы попасть в этот маленький московский дворик,

вероятно когда-то используемый для ожидания экипажей, надо было проникн
уть
через парадный вход на черный. Светящиеся окна были уютны, на них не было

бумажных полос. Зеленый шелковый расписанный попугаями абажур сохраня
л
бесконечную легкость того недавнего времени, при котором металлически
й
Дон-Кихот ещ имел и шпагу и голову. За столом, накрытом на троих, сидели
двое. Говорил мужчина. Женщина молчала. На вид е было чуть больше
тридцати, каштановые волосы собраны на затылке в пучок, в пучке заколка,

изображающая бегущего слона. Лицо неправильное и непривлекательное, но
с
особенно притягивающими зелеными глазами. Длинные пальцы с сильно
расширенными фалангами сжимают мундштук.

Возраст мужчины близок к почтенному. Он почти лыс, редкая бахрома волос
облегает заднюю часть черепа. Неопределенного цвета глаза так близко
посажены к переносице, что кажется, будто на Вас смотрит не человек, а дуло

охотничьей двустволки. Голос у него тихий, но очень отчетливый.

- Страдания посылаются не в наказание, а только для исправления сознания.

Если же урок проходит в пустую, то испытание может закончиться смертью.

- Да что Вы, Борис Соломонович! - В первый раз женщина возразила мужчине,
до этого она целый час сидела и слушала.

- Я помню Крым в двадцатом году. Мне тогда и было-то всего ничего, но
сколько еще после эвакуации Врангеля гремели расстрелы... Потопленные ба
ржи
с оставшимися офицерами... И слухи, слухи, похожие на яд. - говоря это,
женщина свела свой голос до змеиного шепота.

- Анна Сергеевна, вы затрагиваете социальный аспект проблемы, я же имел в

виду то, что существует всегда. Больные глаза наркомана только повод для

беседы о качестве наркотика, если только сам наркоман не наш родственник

или хороший знакомый, но ведь и испытание смертью не является последним

этапом, это всего лишь начало, только другое, невидимое. Последняя часть

цепи является и первым е звеном. Так будет. Сильно переживающий утрату
мешает эмпирической инициативе духа. Магнетическая система человека
действует в режиме тонких вибраций. Чем более индивид духовен, тем трудн
ее
душе, покинувшей тело, открепиться от живого источника. Негры на похорон
ах
поют и пляшут и таким образом прерывают естественную скорбь. Они
нейтрализуют нематериальные связи. Надо смеяться сквозь слезы, тогда ду
ше
будет не так тяжело расставаться с тем, кого она любила на земле. Кстати,
вы когда уезжаете? - спросил мужчина, неожиданно прервав разговор.

- Точно не знаю, но думаю в конце февраля. Если конечно немцы... она
запнулась, переведя на него полувопросительный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55