Утром четвертого дня он доехал до цитадели.Мананнан пересек бывший розарий, где среди сорняков кое-где еще виднелись цветы. Между камнями мощеной дорожки за шесть лет набилась земля, и там тоже проросла трава. Боковые ворота стояли открытыми. Двор тоже зарастал травой, питаемой перелившимся через край фонтаном. Мананнан спешился, скрипнув своими доспехами.— Да, Каун, здесь все не так, как тебе помнится. Их больше нет. — Он напоил коня из фонтана. Ветер хлопнул ставней о стену, и Каун вскинул голову, прижав уши. — Все хорошо, мальчик, — успокоил его Мананнан. — Здесь не опасно.Бывший рыцарь расседлал коня, вскинул на плечо котомку и вошел в знакомый чертог. Сюда нанесло пыли, и от ковра пахло плесенью. Статуи смотрели на него незрячими глазами.Придавленный бременем своей вины, которое здесь стало еще тяжелее, он прошел мимо изваяний к часовне в задней части здания. Листовидная дверь со скрипом отворилась. В часовню пыль не проникла, но золотые подсвечники, серебряная чаша и шелковые гобелены исчезли. Тем не менее здесь все дышало миром. Бывший рыцарь скинул и развязал свою котомку. Он снял перевязь с мечом, освободился от панциря и сложил все это на алтарь. За панцирем последовали наплечники и кольчуга, не раз спасавшая ему жизнь. На камень легли набедренные щитки и поножи, а поверх всего — черные с серебром перчатки.— Вот и конец всему, — сказал Мананнан и хотел снять шлем, но тот не поддался. Оллатаир заколдовал его здесь, в этой самой часовне, шесть лет назад — но разве святости этого места недостаточно, чтобы снять чары без помощи волшебника? Пружинная застежка отошла без усилий, но шлем не двинулся с места. Мананнан нажал еще раз и уронил руку. Страх перед неудачей уступил место гневу. — Чего еще ты хочешь от меня? — вскричал он. Пав на колени, он стал молиться об избавлении, но молитва уходила куда-то в пустоту, не достигая цели. Лишенный доспехов рыцарь в изнеможении встал и вынул из котомки шерстяные штаны и кожаный камзол. Надев их, он снова пристегнул перевязь, натянул сапоги из мягкой оленьей кожи и взял одеяло, а котомку бросил.Его конь щипал траву под стеной. Человек прошел мимо него в кузницу. Здесь тоже лежала пыль, инструменты заржавели, большие мехи порвались, в горне поселились крысы.Мананнан взял заржавленную пилу — будь она даже новая, от нее не было бы пользы. Сталь-серебрянка, из которой выкован шлем, и сама по себе очень прочна, а заклятия Оллатаира сделало ее неуступчивой ко всему, кроме жара. Мананнан уже вытерпел как-то два часа пытки, когда один кузнец попробовал расплавить застежку его шлема. В конце концов ремесленник, отчаявшись, опустился перед ним на колени.— Нет смысла продолжать, рыцарь. Требуемый для этого жар сожжет ваше тело и превратит мозги в пар. Вам нужен чародей, а не кузнец.Мананнан обращался к чародеям и мнимым волшебникам, к провидцам и колдуньям — но никто из них не сумел снять чар Оружейника.— Мне нужен ты, Оллатаир, — промолвил бывший рыцарь. — Я нуждаюсь в твоих чарах и твоем мастерстве — но где же искать тебя?Оллатаир был прежде всего патриотом и мог покинуть родину только по принуждению — а кто же способен принудить к чему бы то ни было Оружейника рыцарей Габалы? Мананнан, стоя над заржавевшими орудиями Оллатаира, попытался припомнить их давний разговор.Габала, учитывая величину империи, которой она некогда правила, сама по себе невелика. От границы с Фоморией на юге до моря и водной границы с Цитаэроном пролегает не более тысячи миль. С востока же на запад, от номадских степей до Асрипурского моря, и четырехсот не наберется. Одно ясно: Оллатаир должен жить вдали от городов. Мраморная громада Фурболга всегда вызывала у него неприязнь.Где же он? И под какой личиной?Оллатаир — это имя, которое он выбрал как Оружейник; когда ему хотелось попутешествовать одному и без помех, он пользовался другим. Мананнан обнаружил это случайно, десять лет назад, при поездке в самую северную из девяти провинций. Он остановился на постоялом дворе, где хозяин хвастался чудесной бронзовой птичкой, распевавшей на четырех языках. Когда этот человек раскрыл ладонь, птичка облетела всю комнату, наполнив воздух сладким ароматом.— Откуда она у тебя? — спросил Мананнан хозяина, который низко склонился перед рыцарем Габалы.— Она не краденая, доблестный рыцарь, клянусь жизнью моих детей.— Я не обвиняю тебя, просто спрашиваю.— Два дня назад тут побывал один путник, господин, коренастый такой и безобразный, точно грех. Денег у него не было, и он заплатил за постой вот этим. Могу я оставить птичку у себя?— Оставь или продай, меня это не касается. Куда направлялся тот путник?— На юг, господин, по Королевской дороге.— Он не назвался тебе?— Назвался, господин, как по закону положено, и в книге расписался. — Хозяин предъявил рыцарю переплетенный в кожу том.На следующий день Мананнан нагнал Оллатаира. Оружейник ехал на пони.— Случилось что-нибудь? — спросил Оллатаир.— Нет, насколько я знаю. Я увидел твое изделие на постоялом дворе — слишком щедрая плата за одну ночь, тебе не кажется?— Оно с изъяном и через неделю перестанет работать. Поезжай-ка вперед и оставь меня одного. Увидимся в цитадели.Мананнан вспомнил об этом, стоя среди запустения и паучьих тенет.Быть может, теперь Оллатаир назвался каким-нибудь другим именем — а быть может, он уже умер.Но выбора у Мананнана нет. Он поедет на север и будет разыскивать там ремесленника по имени Руад Ро-фесса.
Мальчик подцепил щипчиками крошечную бронзовую стружку и затаил дыхание. Облизнув губы, он склонился над верстаком. Его рука дрожала.— Тихонько, — сказал безобразный с виду человек, сидящий с ним рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15