Объяснить это трудно, но, говорят, так бывает.
Лично я верю.
«Здесь моя родина», – на всякий случай объяснил Минер.
«И давно вы не были здесь?»
Минер сказал, что лет восемнадцать.
Девчонка с непонятным изумлением воскликнула, что она тогда только ходить научилась. Кажется, ей понравилась эта мысль.
«Сколько же вам сейчас?» – должен был мрачно поинтересоваться Минер.
Она ответила с той гордостью, с какой почему-то всегда эти едва выбравшиеся из пеленок девчонки отвечают тридцатисемилетним мужчинам: «Девятнадцать».
Минер нахмурился.
Жил человек, жил, не имея понятия, что он старик. Вдруг вот тебе – знай…
Но тут Девчонка рассказала, что отца Ее контузило во время войны и умер он так давно, что Она его даже не помнит, а мать – года три назад…
Это мгновенно изменило ход размышлений Минера.
Казалось невозможным – взглянуть на мир после войны и всю жизнь чувствовать, что она была, что была нелегкой…
Минер замкнулся. Теперь-то я знаю, где витали его мысли, когда он лежал, глядя в потолок, или сидел, склонившись над радиолой, и знаю, почему он должен был замкнуться после рассказа Девчонки о родителях. А раньше нам все его привычки казались просто странными.
Девчонка посчитала себя вправе полюбопытствовать относительно его родителей, но когда Минёр ответил, что мать его сгорела во время бомбежки и отец погиб неизвестно где, Она ни с того ни с сего извинилась и виновато сообщила:
«Мои папа и мама похоронены на кладбище… – Словно бы то, что Ее родители на кладбище, давало Ей какие-то преимущества перед ним. – Давайте я покажу вам могилки?»
«Сейчас?» – уточнил Минер.
Она оглянулась. Было почти темно.
«Ой, нет, конечно! Идемте назад. Давайте, лучше завтра? Ну, вот так, когда я вас догнала, – в это время. Хотите?»
Добавила:
«Прямо на этом месте увидимся. Ладно?»
Я умышленно воспроизвел для вас этот пространный диалог почти дословно. Как видите, уже с самого начала инициатива принадлежала не Минеру. Но тем достовернее надо считать сведения, добытые нами у него, и тем правдивее – мой рассказ. Ибо вот как примерно выглядело бы то же самое в интерпретации, допустим, Старшего Лейтенанта:
…Поезд еще не подошел к перрону, а он уже слышал звуки оркестра, и выстроенные на привокзальной площади (все до единой) женщины городка держали равнение на его вагон… Потом он гулял по улицам, играя золочеными ножнами своего оружия, когда к нему подскочила оробевшая до истерики блондинка… Но в парке он оказался бы почему-то с брюнеткой. Наутро припоминал бы каштановые косы… А на вопрос, откуда же в конце концов появилась эта последняя, с не очень темно-русыми волосами, ответил бы…
Впрочем, я не представляю, что бы он ответил. Знаю только, что в этом не было бы ни слова правды.
Вам доводилось встречать человека, который мог бы болтать в течение нескольких часов, не сказав при этом ни единого слова правды, не поставив ни одной правдивой запятой?..
Минер тогда не оценил еще всех последствий сложившейся ситуации.
Он дрогнул от первого смутного предчувствия, когда, шагая по ухабистой дороге, взял Девчонку под руку и к нему (совершенно естественно) прижалось Ее плечо.
Затем, когда Она решительно отказалась от провожанья, заявив, что он еще плохо ориентируется в городе, а Ей бояться нечего, Она даже любит ночь, и в полной темноте, вопреки представлениям Минера о мужестве, сама довела его до гостиницы, – Минер был окончательно выбит из привычной для него колеи и, должно быть, не воспользовался даже теми двумя междометиями, которые выручали его во всех других случаях жизни.
С этой минуты покой его был утрачен.
Она быстро исчезла в темноте, а он поднялся в номер и долго стоял, не зажигая света, глядя на брошенную как попало шинель в углу кровати.
Его сосед по номеру, завфермой из какого-то колхоза, уже спал. Минер, стараясь не шуметь, разделся, но, в отличие от соседа, уснуть не мог.
Все утро он метался по номеру в простенке у входной двери: взад-вперед, взад-вперед.
А завфермой, купивший по случаю завершения всех своих дел в районе бутылку тридцать третьего портвейна, сидел у тумбочки и, запивая вином домашнюю колбасу, начинял Минера сведениями из колхозной жизни.
Минер знал уже о срочной необходимости того, чтобы ремонтно-техническую станцию «поганка съела», что существует «растреклятый» Сельстрой, который «строй, да не сель», что выделяет завфермой корма Авдотье и Дарье «тютелька в тютельку», а у Авдотьи коровы пузатые, «хошь у барабан бей», у Дарьи же – «что мощи твои»…
Минер вышагивал взад-вперед.
Он решил уехать сегодня…
Да, но сами подумайте: можно ли обмануть человека?
Явится Девчонка и будет одна-одинешенька стоять в парке! Ждать…
Ему бы надо с вечера предпринять что-нибудь.
Ведь он действительно не мог не почувствовать эту связь между ними уже тогда, когда она сказала: «А у меня бабушка есть…», когда он остановился, когда они поглядели друг на друга… Все время потом существовала эта связь.
Минер вышагивал, а завфермой продолжал о своем: приехала в колхоз корреспондентка какая-то, «на назём» ему тетрадкой «тычет»: «Почему навоз?» И за юбчонку двумя пальцами, дескать: «Фи!» А у самой юбчонка-то выше колен. Потом ничего написала, правда. «За исключением некоторых недостатков». «Некоторые недостатки» – это он, завфермой.
«Юбчонка… Юбчонка… – думал Минер. – Именно так. Юбчонка, ножонка, ручонка… – всё уменьшительно».
И не слушая завфермой, Минер придумал спасительную идею: его должны «вызвать в часть»! Срочно.
И достаточно письма: так, мол, и так… Но где взять Ее адрес?
Оставалась надежда увидеться с Нею теперь же, днем, будто случайно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21