И Минер часа три ходил по улице неподалеку от места, где встретил Ее…
А к вечеру снял смазку с кортика, вычистил ножны, до блеска надраил пуговицы куртки и задолго до назначенного времени уже был в парке.
Не буду вдаваться в подробности этого нового свидания. Но замечу, что Минера не покидала благородная мысль сообщить Ей о «срочном вызове». Однако сообщить он не смог. Во-первых, потому, что Она обрадовалась ему. А во-вторых, потому, что он до такой степени был изумлен Ее новым видом, что с минуту или две вообще не мог говорить, то есть опять на время забыл об этой своей способности.
Она пришла в белых туфлях «на высоком» и в черном костюмчике. Жакет и юбка так плотно облегали Ее фигуру, что грудь и бедра Ее уже не казались девчоночьими.
Только прическу, надо полагать, Она сделала, как накануне, ибо эта прическа шла Ей.
Словом, за одну короткую ночь подросток неожиданно превратился в девушку.
Как это удается им – спросите у девятнадцатилетних девчонок.
Она сказала «здравствуйте». А он кивнул.
«Я хотела прийти первой, – виноватым голосом сказала Она. – Но смотрю – солнце еще высоко. Вы не сердитесь?»
Он тряхнул головой: нет…
На этот раз они действительно говорили о море. Но не он, а она, потому что любила море и еще потому, что никогда не видела его…
Потом были опять свидания, которые начинались где-то одновременно с зарей на востоке, а заканчивались, когда угасала заря на западе. И были они каждый день.
Таким образом, времени на раскаянье оставалось у Минера мало. Но был он человеком твердым, а потому, однажды просидев с Нею до восхода луны, решил одним ударом разрубить все узлы и заявил, что уезжает нынешней ночью. Так как, с одной стороны, он получил срочный вызов, с другой стороны, его вообще беспокоит, как там Северный Ледовитый океан. И, наконец, он попросту не должен был, не имел права встречаться с ней – это глупость с его стороны.
После чего глаза у нее вдруг сделались широченными и мокрыми. Он сразу оборвал свое выступление, а Она вскочила и быстрехонько зашагала прочь от него, но почему-то не к выходу, а в одну из аллей, в глубь парка.
После чего он догнал Ее и хотел объяснить, что в действительности-то он идиотски рад встречи с нею, что он мог бы для Нее…
Но тут как-то получилось, что губы их оказались слишком уж близко друг к другу, и всякие объяснения утратили смысл.
Ночью Минер опять казнился.
Что Она подумает о нем завтра?
Ровно через три недели со дня приезда Минера в город они сидели рядом перед Ее бабушкой и молчали. Бабушка, с интересом разглядывая их, молчала тоже.
Внучка была бледной. А Минер, наш мужественный, наш бесстрашный Минер, то краснел, то синел. Причем, сдается мне, без переходных оттенков.
Первой не выдержала Она, выпалила:
«Бабушка, мы решили пожениться!»
«Дыть чего ж, – с готовностью отозвалась Бабушка. – Эт я знаю. Эт весь город знает. Эт завсегда у нас так, что все знают».
Минер сидел ошеломленный.
А Бабушка продолжала:
«Дай вам господи счастья. Чего ж. Я благословляю…»
Она не дала Бабушке договорить. Она кинулась на нее и принялась целовать в щеки, в лоб, в нос, в темя. Словом, куда придется.
Глядя на этот фейерверк поцелуев, Минер мало-помалу пришел в себя и уже ни в чем не каялся.
Тетенька в ЗАГСе отказалась расписать их и даже замахала руками:
«Нет, нет!» Дескать, и не думайте. Дескать, у нас порядок: надо заявление сначала…
Но увидела слезы на глазах невесты и замерла.
Даже испугалась, построив ложную догадку. Засуетилась по комнате. «Я сейчас это… Мигом вас…»
Не знаю, что они говорили: «люблю» или «гм-да-ой-да», но из ЗАГСа они вышли мужем и женой.
Вечером Минер перетащил из гостиницы свой чемодан и шинель к Бабушке, а через два дня выехал в Областной Центр, чтобы лететь самолетом на Москву, так как сроки его истекали.
И эти два дня были днями настоящей семейной жизни.
Он требовал, чтобы Она поступала в университет и училась, а к Ее выпуску он переведется куда-нибудь…
Она же говорила, что поступит на заочное отделение и приедет к нему, поскольку он «страшно одинок». (Тогда как Ее окружала куча родственников в лице Бабушки.)
Он пытался доказать, что там одни скалы…
«Но ты-то живешь? – резонно возражала Она. – А потом: как ты будешь без меня?..»
Вам понятно?
Минер возражал еще как-то. За двое суток можно возразить тысячу раз, особенно если делать это с лаконичностью Минера. Но попробуй объяснить людям, что такое СКАЛЫ, если они их в глаза не видели, СПЛОШНЫЕ СКАЛЫ, где даже шалаша не построишь.
– Упрямая Девчонка, ребята… – устало подытожил измочаленный шестичасовой пыткой Минер и, сказав свое классическое «гм», сделал вид, что спит.
Готов поклясться, что и остальные тоже притворялись до утра. С этой минуты что-то такое, ну… непривычное поселилось в нашем кубрике. Вроде все оставалось так же и все было уже не так.
Мы лежали и думали: каждый о разном и каждый об одном и том же.
Утром Минер получил телеграмму. Если раньше мы не интересовались, откуда он что получает, – теперь знали, что в телеграмме этой много всяческих наказов, пожеланий и прочих загадочных вещей. Кому-то проболтавшийся радист подтвердил это. И, представьте себе, там даже было еще «твоя».
Вы получали когда-нибудь телеграмму, чтобы там было «твоя» – открыто, хоть все глядите?
Лично я в этом отношении навсегда останусь реакционером, то есть собственником, даже при коммунизме. Чтобы «твоя» – и ничья больше. Видимо, годы общения со Старшим Лейтенантом не прошли даром, и я перенял некоторые из его пороков, как ни старался бежать от них.
А телеграмму Минер оставил на своей тумбочке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21