старики, женщины и дети, чтобы избежать поголовной резни, бросились в Черногорию и Далмацию. Из Южной Герцеговины восстание перекинулось в Северную, а оттуда – в Боснию, христианские жители которой бежали в соседнюю Австро-Венгрию, а те, что остались дома, вступили с турками в отчаянную борьбу. Кровь полилась рекой: с обеих сторон проявлялось необычайное ожесточение; не было пощады никому.
– Долг России – помочь братьям славянам! – горячо говорила Мария Федоровна, правда, с небольшим датским акцентом. – Нельзя оставлять их на съедение этим варварам!..
– Пока что им помогает лишь маленькая Черногория и князь Милан, – вставила графиня Толстая. – Черногорцы не только снабжают инсургентов продовольствием, оружием и порохом, но и сами принимают участие в стычках.
– Отважный народ, – сказал пятнадцатилетний Павел Александрович, любуясь своей формой лейб-гусара. – Помните, у Пушкина? Замечательные строки:
Черногорцы? что такое? —
Бонапарте вопросил. —
Правда ль: это племя злое,
Не боится наших сил;
Так раскаются ж нахалы:
Объявить их старшинам,
Чтобы ружья и кинжалы
Все несли к моим ногам…
Великий князь поймал одобрительный взгляд Арсеньева и продолжил звучнее, громче:
Вот он шлет на нас пехоту
С сотней пушек и мортир,
И своих мамлюков роту,
И косматых кирасир.
Нам сдаваться нет охоты, —
Черногорцы таковы!
Для коней и для пехоты
Камни есть у нас и рвы…
«Да, я не получил такого образования, как мои братья, – в который раз с сожалением подумал Александр Александрович. – Да, знаю свои погрешности: это лень и упрямство… Но ведь и учителей, таких, как у покойного Никсы, у меня не было. Впрочем, не было и такой живости ума. Ну что же, каждому свое…»
Павел декламировал:
Дружным залпом отвечали
Мы французам. «Это что? —
Удивясь, они сказали. —
Эхо, что ли?» Нет, не то!
Их полковник повалился.
С ним сто двадцать человек.
Весь отряд его смутился,
Кто, как мог, пустился в бег.
И французы ненавидят
С той поры наш вольный край
И краснеют, коль завидят
Шапку нашу невзначай.
Гончаров, сдерживая сердечную одышку, больше молчал, лишь изредка односложно отвечая, и явно чувствовал себя не в своей тарелке среди августейших особ. Зато проведшая полжизни при дворе графиня Толстая темпераментно поддержала Марию Федоровну в ее славянских симпатиях, цитировала московского любомудра Ивана Аксакова и под конец предложила создать какую-нибудь общественную организацию в помощь балканским христианам.
– Я думаю, это будет дамский комитет, – сказала цесаревна. – Надеюсь, у ее императорского величества Марии Александровны я найду поддержку…
– Дамский комитет – это отлично, но поговорим о европейской политике, – с едва уловимой иронией молвил Сергей Александрович. – За османами строит Англия. Она ревниво оберегает проливы и Константинополь – наш Царьград…
Досталось и Бисмарку, который, следуя своей двуличной политике, поощрял Россию и заверял Александра II в своих дружеских чувствах, но одновременно старался стравить ее с Австро-Венгрией.
Козни его строились на простом расчете: Франц-Иосиф спит и видит, как бы присоединить Боснию и Герцеговину к своей империи и выйти к Эгейскому морю; Александр II, не помышляя о территориальных приобретениях, желает автономии этим христианским провинциям, хотя бы и под формальным протекторатом Турции.
– С немцами всегда надо держать ухо востро! – уже уверенно заключил наследник. – Да и вообще России следует полагаться только на себя. В Европе у нее нет друзей…
Возвращаясь в Аничков дворец, Мария Федоровна, осуждая Сергея, говорила, что вместе со свойственной ему женственностью он дерзок и надменен и просто не может обойтись в разговорах без подковырок. Александр Александрович, который любил всех своих братьев, не стал ей перечить и вспомнил о графине Толстой и ее племяннике-писателе. Минни, тотчас позабыв о великом князе, принялась восторженно пересказывать новый роман графа Толстого «Анна Каренина», печатавшийся весь 1875 год в московском журнале «Русский вестник». А цесаревич к месту напомнил о толстовской «Азбуке», которой пользовался гувернер, обучая их детей – Ники и Гоги.
Дома великого князя ожидало письмо из Ливадии. Пап? сообщал, что имел серьезный разговор с великим князем Николаем Николаевичем. Последствием этого разговора было решение государя выслать вон из Петербурга любовницу дяди Низи балерину Числову, от которой тот имел четверых детей. Эта связь вызвала в Петербурге уже немало скандалов, расстроила денежные дела дяди и сильно повредила его репутации, его положению командующего войсками гвардии и Петербургского военного округа.
– К сожалению, слишком поздно, – говорил Александр Александрович жене. – Впрочем, лучше поздно, чем никогда. Пап? поступил решительно. Как дедушка!..
Подробности стали известны позже. Император приказал шефу III отделения графу Шувалову отправиться на Английскую набережную, в дом, купленный любовнице великим князем, неподалеку от его дворца, арестовать Екатерину Гавриловну Числову и выслать ее вместе с матерью, в сопровождении жандарма, в город Венден Лифляндской губернии, около Риги, где отдать под гласный надзор полиции. Четверо малолетних детей от дяди Низи были поручены лейб-медику Обермиллеру, а хозяйство сдано на попечение камердинера Берхмана. На все это было израсходовано три тысячи рублей.
– Целых три тысячи! Как пап? швыряется деньгами! – неодобрительно качал головой рачительный цесаревич.
Несколько дней высший свет жил сплетнями. В Аничков дворец их приносили Боби Шувалов, Воронцов-Дашков, камердинеры и лакеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20