Во всяком случае герцог знал, что не было ничего опаснее, как предупреждать решение королевы и лишать ее возможности выбора.
В назначенный час командор приказал снарядить шлюпку по самому высшему классу. Дюжина матросов в красных шелковых камзолах и белых панталонах, опоясанные шарфами цветов королевского дома, были посажены на нее вместе с маленьким оркестром; днище было устлано драгоценными коврами, посредине сооружен великолепный балдахин, под которым помещены вышитые шелками кресла. Герцог сошел в шлюпку в парадном мундире, сопровождаемый старшими офицерами, раздались пушечные выстрелы и звуки труб, и она отплыла от богато расцвеченного флагами фрегата.
Тирадо со своей стороны тоже сделал различные приготовления. Следы сражения были, насколько это возможно, уничтожены, и яхта приведена в нарядный вид. Друзья капитана и команда выстроились в два ряда, на мачте подняли английский и португальский флаги, и когда шлюпка приблизилась, ее приветствовали пушечными салютами и криками «ура». Тирадо почтительно приветствовал командора и его свиту и провел их в каюту, где Антонио вышел к ним навстречу, между тем, как Мария Нуньес и ее брат остались позади.
Прост и величав был костюм дона Антонио, прост и исполнен достоинства прием, оказанный им герцогу. В немногих словах выразил он радость, которую доставила ему возможность принять у себя такого заслуженного офицера великой английской королевы и главу такой знаменитой аристократической фамилии; и вместе с тем он засвидетельствовал свою готовность отдаться под защиту и покровительство королевы и поручить себя руководству и указаниям герцога. Ни тщеславная гордость саном, составлявшим предмет его притязаний, ни ложное смирение перед постигшей его судьбой не выражались в его словах и жестах, и герцог, пораженный и обрадованный таким достоинством и спокойствием, в сочетании с очаровательной приветливостью, отвечал, что он счастлив представившемуся ему случаю принять его королевское величество на фрегат английской королевы и отвезти его на гостеприимный берег Англии, и точно так же умеет ценить честь, незаслуженно доставленную ему этим счастливым событием.
После этого дон Антонио повернулся и со свойственной южанам утонченной любезностью подвел герцога и представил его своей племяннице донне Марии Нуньес. Она все это время следила за движениями короля и как только заметила, что он повернулся к ней, сделала несколько шагов вперед. При этом весь свет, проникавший в каюту сквозь маленькие иллюминаторы, упал на ее лицо и фигуру, и прелесть этого зрелища так поразила не подготовленного к тому молодого человека, что он в первые минуты находился в полном смущении, бессознательно отвесил предписанный этикетом поклон и был в состоянии произнести только несколько несвязных слов. Мария не могла не заметить этого, и яркий румянец разлился по ее лицу, сделавшемуся от этого еще прекраснее. Немного спустя герцог уже совершенно пришел в себя и красноречиво заговорил о чести и счастье, которые доставят ему возможность принять и родственницу его августейшего гостя на своем корабле и предложить ей там более надежное и комфортное для дальнейшего плаванья помещение.
Вместо ответа смущенная этими словами Мария Нуньес обратила взор на Тирадо, который присутствовал при этой сцене, находясь в одном из углов каюты. Его тревожное предчувствие на этот счет теперь вполне оправдывалось. Он заранее знал, что пренебрежение, выказанное командором при сообщении о присутствии на яхте племянницы короля, превратится в нем в восторг при виде чудной красавицы и уступит место решению перевезти на фрегат и Марию Нуньес. Поэтому такой поворот не столько удивил, сколько огорчил его и вызвал в его сердце ту страсть, которая так сродни любви, даже почти неразлучна с ней. Но его сердце прошло такую хорошую школу благодаря многочисленным испытаниям, что Тирадо и в эту критическую минуту не утратил самообладания. Он выступил вперед и сказал почти спокойным тоном:
— Герцог, это едва ли возможно. Родители донны Марии Нуньес поручили ее и ее брата, дона Мануэля Перейру Гомема — он указал на юношу — моему особому попечению и личному надзору, и я отвечаю перед ними не только за благополучное плавание обоих, но и за все, что может случиться с ними в пути. Поэтому, как ни высоко ценю я благосклонное внимание вашей светлости к донне Марии Нуньес, но могу дать свое согласие только в том случае, если она и ее брат положительно того потребуют.
Эти слова, произнесенные столь же твердо, сколь и скромно, собственно, не должны были бы обеспокоить герцога, так как они вполне согласовывались с требованиями долга и при этом передавали решение дела на усмотрение других. Но не так вышло в действительности. Лицо английского вельможи вспыхнуло, и в его глазах появились признаки гнева.
— Я должен вам заметить, капитан, — возразил он строгим тоном, — что при настоящем положении дел вы не имеете права оказывать ни малейшего противодействия моим распоряжениям. Функции, выполняемые здесь фрегатом ее величества королевы, не позволяют мне предоставить кому бы то ни было власть действовать иначе, как согласна исходящим исключительно из ситуации предписаниям.
Тирадо спокойно скрестил руки на груди, и на губах его заиграла почти насмешливая улыбка.
— У меня нет притязаний лично желать и требовать чего-либо, но я имел при этом в виду донну Марию Нуньес, на усмотрение которой я и передал ваше желание, герцог, и которую едва ли вы решите тоже считать пленной. Я, впрочем, не позволю себе в присутствии столь, высокопоставленных лиц касаться вопроса о праве и власти, хотя не могу воздержаться от замечания, что относительно этой последней положение представляется спорным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94