Во взгляде круглых глаз дона Альфонса, обращенных на Жиля, вспыхнуло недовольство.— Единственному обстоятельству, что вы не испанец. И потому все, что происходит во дворце, не должно никоим образом интересовать вас… так же, как и вы не можете представлять интереса для обитателей дворца. Добавлю еще: вы не понесете наказания именно потому, что осмелились задать подобный вопрос.Потому что он был иностранец… или потому что он был нужен кому-то? Одно выяснилось: ему доверена охрана пылкой принцессы потому, что, по мнению королевского окружения, глаза принцессы не должны будут остановиться на этом северном варваре, уж не говоря о ее сердце.Это напомнило ему шутку, ходившую среди гвардейцев. После приключений Монтихо, когда негодующий король вылил гнев на сына, этот неудачливый супруг, добрый принц Карл, рассмеялся и заявил, что все это, по его мнению, лишь женские россказни, что он полностью спокоен, поскольку принцесса королевских кровей совершенно очевидно не может оказывать знаки внимания мужчине, стоящему ниже ее. Это супружеское спокойствие повергло Карла III в такое смятение, что он, только вздохнул и промолвил:— Какой же ты идиот. Карл! А ведь ты должен был знать, что они все одинаковы. Все они шлюхи!Добродушный наследный принц упрямо не верил отцу, и при дворе он был вовсе не единственным. Даже если бы Мария-Луиза взяла в любовники половину гвардейцев или даже весь полк, он все равно утверждал бы, что это немыслимая вещь, что этого не может быть, по крайней мере, с людьми, низшими по расе, такими, как французы. Ему и не приходило в голову, что принцесса Астурийская, ведущая свой род от Бурбонов, внучка короля Людовика XV, могла найти некоторое удовольствие от встречи с земляком своего соблазнительного деда.Мысленно пожав плечами, не желая углубляться в не слишком сложные воззрения испанских грандов, Турнемин собрал своих людей и повел их принимать охрану дворца.Неподвижно стоя у входа в салон, он присутствовал на ужине. Принцесса ужинала всегда одна, и он видел только спины женщин и монахов, заполнявших комнату. Впрочем, он не обращал на них ни малейшего внимания. По иерархии двора, он это отлично знал, гвардеец представлял собой не более чем мебель, такую же, как эти поставленные на пол тяжелые позолоченные канделябры из бронзы с горящими свечами. Ничто не смущало его: в салоне царила тишина, как в ризнице. Ее нарушало лишь редкое позвякивание посуды, и Турнемин мог отдаваться своим воспоминаниям о прекрасной махе, встреченной им в Карабаншеле, Внебрачные похождения принцессы были им уже забыты.Приятные мысли следовали одна за другой: о предстоящем ужине с Гойей, о более подробном посещении увеселительных мест в Мадриде. Он и не заметил, как прошла нескончаемая церемония ужина. Турнемин вернулся на землю, только когда суровый облик главной камеристки в черных кружевах поплыл к нему, подобно похоронной галере, гоня впереди себя стадо подобострастных служителей, присутствовавших на ужине. Когда те отхлынули, главная камеристка промолвила:— Вы будете нести службу в первой прихожей.Закройте все двери, поскольку его королевская светлость наследный принц чувствует легкое недомогание и проведет эту ночь у себя. Проверьте, чтобы солдаты валлонской гвардии были на своих местах на галерее.Это последнее приказание вызвало на его губах подобие улыбки при мысли о реакции Альмодовара, если бы только он мог слышать голос этой властной герцогини де Сотомайор, распоряжающейся на своей территории. Однако, желая скорее освободиться от этой женщины, смотревшей на него с вежливым отвращением, он удовольствовался лишь легким поклоном и отправился исполнять приказание.Постепенно дворец заснул. Шумы стихли один за другим, в последнюю очередь — приглушенный шепот вечерней молитвы. Вскоре слышались только мерные шаги часовых на дорожках сада.Пение фонтанов тоже смолкло.Закрывшись в своей комнатке. Жиль с удовольствием созерцал чудесное зрелище посеребренной луной реки, затем устроился на неудобном табурете, чтобы побыстрее скоротать эту ночь. Постепенно он потерял ощущение времени.Было, должно быть, довольно поздно, и он уже начинал погружаться в дремоту, когда легкое шуршанье мгновенно пробудило его, и он насторожился.Он тотчас же определил, что с обратной стороны двери, которую он был обязан так строго охранять и которую так тщательно закрыла старшая камеристка, поворачивался ключ.С тщательными предосторожностями створка двери приоткрылась, пропуская белую полоску света, затем в нее просунулась женская головка в чепце, украшенном лентами.— Господин офицер, — прошептал осторожный голос, — господин офицер, вы здесь?— Конечно, я на месте.— Идите за мной, но, ради Бога, не шумите. Ее Высочество хочет с вами поговорить.Странная Мария-Луиза…Едва переступив порог, он обнаружил, что это была юная камеристка с очень уж возбужденным для столь позднего часа взором. Она держала в одной руке свечу, пальцем же другой, прижатым к губам, она напоминала ему о необходимости соблюдать тишину.Такое напоминание было излишним. Салон, по которому они шли на цыпочках, был превращен теперь в спальню, где крепко спали четыре женщины разного возраста. Различалось легкое дыхание подростка и величественное похрапывание почтенной дуэньи.Как бы ни был глубок их сон, вид этих уснувших женщин вселил в молодого человека законное опасение. Если хоть одна из них проснется, он окажется в дурацком положении. Но юная субретка, как будто угадав его мысли, повернулась и сказала с улыбкой:— Бояться нечего. Я сделала все, чтобы они хорошо спали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129