Адель вскочила с горящими глазами.
– Если вы собираетесь говорить со мной таким тоном, Филипп, то мне нечего сказать. Четыре года назад вы были еще дитя и не могли предвидеть последствий своих поступков. Мой материнский долг велел мне предостеречь вас от глупостей.
– Любыми способами, даже при помощи чужеземцев? Мадам, быть может, вы вели себя как мудрая мать, но не как королева Франции. Но закончим этот разговор. Решение подобной важности я не могу принимать так легко, как вы того требуете. Я очень устал и желал бы отдохнуть.
Отпор был однозначным, и Адель поняла это. Она побледнела от гнева. Взгляд, которым она смерила сына, быть может, и произвел бы на него впечатление, если бы он не смотрел в другую сторону, а именно в угол комнаты, где играли друг с другом две собаки. Она не сказала ни слова, приподняла двумя пальцами платье и исчезла, оставив в комнате аромат амбры и благовоний.
Филипп рассмеялся. Его мать вполне овладела искусством великих отступлений, и, наверное, он даже любил ее за подобные впечатляющие уходы. Но все же она его утомила.
Он взял кубок с вином и залпом выпил его. Вытер рот обшлагом рукава и удовлетворенно вздохнул.
Его брак действительно был глупостью… или превратился в таковую в течение четырех лет. Тем не менее сперва он дал возможность юному королю выступить против сильной партии его матери и дяди в Шампани, которые хотели по-своему управлять государством. Кроме того, он был счастлив с Изабеллой, даже очень счастлив. Она была умна и нежна, его первая любовь… но, конечно, корона не может оставаться без наследника. Быть может, удастся постепенно подвести Изабеллу к мысли о разводе… ведь она еще такая юная.
Наконец, ужин подошел к концу. Для Изабеллы он был пыткой. Неподвижно сидела она рядом с Филиппом под королевским балдахином и почти ничего не ела, за исключением ломтика хлеба и кусочка зажаренного лебедя. Она наблюдала за каталанским фокусником, как он подбрасывал горящие факелы и ловил их, но едва ли понимала, что он делает. Ее прежнее возбуждение сменилось ужасной подавленностью. Филипп, возвратившись с охоты, не навестил ее и потом не сказал ей ни слова. Когда она в своем розовом, вытканном золотыми нитями шелковом платье спустилась в пиршественную залу, он даже не взглянул на нее. Он лишь протянул ей запястье, на которое она положила руку, и повел к столу. Затем он устроил горячий спор с соседом слева, своим дядей, архиепископом Реймса, а на нее не обращал никакого внимания.
К счастью, королева-мать плохо себя чувствовала и не вышла к столу. Изабелла вздохнула бы еще легче, если бы архиепископ, брат королевы, не смотрел на нее своими холодными, глубоко посаженными глазами и не улыбался насмешливо. Филипп, казалось, ничего не замечал.
Архиепископ был таким же ее врагом, как Адель и три ее других брата. Он не простил юной королеве потерю своего авторитета. Когда он отказался обвенчать юную пару в своей церкви, Филипп не настаивал и обратился просто-напросто к архиепископу Сенса. После этого архиепископ Реймса считал себя смертельно обиженным Изабеллой, хотя она не знала за собой никакой вины. В тот вечер в его глазах легко прочитывалась жестокая радость по поводу того, что Филипп не обращал на нее внимания. Как бы Изабелла не отворачивалась, она чувствовала на себе этот взгляд как злое предостережение.
Еще одна пара глаз не отрывала от нее своего взгляда. То был ее кузен Рене де Даммартин. С тех пор, как король начал избегать ее, она частенько жаловалась на него этому человеку. В своем молодом бесстрашии и горячности Рене способен был вызвать Филиппа на поединок, несмотря на то, что тот был королем и находился в собственном дворце. Изабелла страшилась подобного скандала, который ничем не помог бы ей. Род Хеннегау Фландрийский и без того пользовался не самой лучшей славой.
Трапеза закончилась, и Филипп поднялся. Прежде чем уйти, он обратился, наконец, к своей жене и слегка ей поклонился.
– Извините, мадам, что не смогу сопровождать вас, – сказал он холодно. – Но сегодня вечером у меня много дел. Желаю вам спокойной ночи.
Он повернулся и оставил ее в толпе, которая сгрудилась вокруг. Со слезами стыда за свою дерзость она спросила:
– Могу ли я вас подождать, монсеньор?
Филипп отвернулся, чтобы не встретить взгляда ее прекрасных, умоляющих глаз.
– Нет, это было бы бессмысленно. Спокойной ночи, мадам.
Он говорил тихо, поскольку все еще не желал ее компрометировать, но его голос отозвался в ее сердце, как звук главной органной трубы в соседней церкви. Она повернулась, увидела подходящих к ней дам, прочла в их взглядах сочувствие и нашла в себе силы гордо вскинуть голову. Она спустилась вниз на те три ступени, которые возвышали королевское место над остальными, когда кто-то протянул ей узловатую, волосатую руку.
– Госпожа королева позволит мне сопровождать ее.
То был голос Рене, звучавший столь громко и вызывающе, что его услышал бы и глухой. Но Филипп не был глух. Он собирался вместе с архиепископом покинуть зал, но сейчас остановился на пороге и обернулся. Его взгляд был остр как меч, но в глазах Рене он прочел такую ярость и дикую жажду убийства, что решил избежать скандала. Он медленно повернулся и ушел. Рене проводил Изабеллу до самых покоев.
Всю ночь королева не находила себе места в своей постели за тяжелым пологом. Ее слезы иссякли и теперь мучила лихорадка. Эммелине, которая спала на подушках у подножия кровати, уже много раз приходилось охлаждать ей лоб, она то сердилась и ворчала на нее, то говорила ей слова утешения. Но Изабелла чувствовала, что добрая женщина сама не очень-то верит в свои слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107