Когда Долорес проболталась мне, что у тебя ребенок, я заставил тебя выйти замуж, решив, что упустить такую возможность было бы непростительно.
— Ты считал, что я получила твое письмо и сознательно не ответила, чтобы унизить тебя? Мне было больно при мысли, какого же ты обо мне мнения. — Она и теперь терзалась, когда думала об этом.
Его губы скривила усмешка.
— Я был чертовски зол; два дня слонялся у твоей квартиры и с ума сходил от ревности. Меня преследовали кошмарные видения — как ты проводишь выходные дни с Джошем или еще с каким-нибудь любовником. Наконец я застал тебя дома; я готов был тебя прикончить за то, что мне пришлось пережить. Но, лишь только увидел Даниэля и мы уложили его спать, тут уж мне стало очевидно, что мы должны быть вместе.
— Однако до дела не дошло, — сухо подсказала она. — Ты меня отверг. — Ей вспомнилось, как она тогда оскорбилась.
— Я был дураком. Хотел доказать сам себе, что твое физическое влечение ко мне столь же сильно, как и мое. Я лелеял глупую идею, что если ты будешь обманута в своих желаниях, то захочешь стать моей женой. А вышло так, что ты спала как убитая, а я всю ночь не спал и ворочался на узком и жестком диване.
Ребекка хихикнула:
— Откуда ты знаешь, что я спала как убитая?
— Потому что в четыре утра я решил перейти к тебе, но увидел, что ты сладко спишь, раскинувшись на своей кровати.
Встретившись с ним взглядом, Ребекка широко улыбнулась.
— А жаль, что ты не пришел, — пробормотала она и обняла его за шею. У них оставалось еще много непроясненных вопросов, но она уже больше в нем не сомневалась. Счастье наполняло ее; а сколько времени они потеряли даром! Но ничего, все равно впереди вся жизнь…
Бенедикт наклонился и, поцеловав ее в щеку, прошептал на ухо:
— Я люблю тебя, Ребекка; поверь хотя бы только в это, и я клянусь, что всю оставшуюся жизнь потрачу на то, чтобы завоевать твою любовь, если ты дашь мне такую возможность.
Его губы легко щекотали ее лицо, а слова доходили до самого сердца. Пальцы Ребекки ворошили его темные волосы.
— Тебе придется очень долго воевать. — Она поверила ему, не могла не поверить — просто потому, что любила его.
Бенедикт вскинул голову, его взгляд с болезненной настороженностью впился ей в лицо.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что уже люблю тебя… настолько, что большей любви тебе не завоевать… — Она глубоко вздохнула; теперь она раскрылась перед ним вся до конца. Ее губы потянулись к его губам, она еле справлялась со своими чувствами.
Бенедикт страстно поцеловал ее. В этом поцелуе было все: нежность, любовь, прощение и надежда.
Приподняв голову, она посмотрела на него.
— Ты ведь болен, Бенедикт, тебе вредно такое сейчас. — Да разве он ее послушает… — Будь же благоразумен… — Это было последнее, что она смогла сказать.
Бенедикт целовал ей шею, слегка покусывал грудь…
— Ребекка, возьми меня, — потребовал он, — докажи мне, что я нужен тебе… Пожалуйста…
Он передал инициативу в ее руки, она должна была доказать ему, что сама хочет его близости. И она доказала.
— Я люблю тебя, — наконец проговорил он хриплым, опустошенным от безмерного наслаждения голосом. Она улыбнулась и, тоже вся опустошенная, свернулась клубочком в его объятиях…
Звонок телефона вызвал недовольный возглас Бенедикта. Он протянул руку и взял трубку.
— Да? Бенедикт Максвелл, слушаю. Ребекка слушала тоже, прижавшись к нему. Звонил дядя, справлялся о его здоровье.
— Я хочу поговорить с Даниэлем, — прошептала Ребекка.
— Подожди своей очереди, — усмехнулся Бенедикт.
Она слушала улыбаясь, пока он говорил с сыном. В его голосе звучали любовь и гордость. Она стала поглаживать его живот и нарочно опустила руку ниже, так что он не выдержал и, передавая ей трубку, проворчал:
— Получай свою очередь.
Разговор с сыном был коротким, потому что Бенедикт проделал с ней то же самое, что и она с ним.
Уверившись в том, что Даниэлю хорошо, она передала трубку Бенедикту, так как дядя хотел поговорить с ним еще. На этот раз она отодвинулась от мужа, напомнив себе, что он все-таки болен.
Он взглянул на нее с удивлением, но продолжал разговор.
Они обсуждали дела. Вдруг Ребекка застыла, услышав имя Фионы Гривз. Находясь в объятиях Бенедикта, она совсем забыла об этой женщине.
— Да-да, хорошо. — Бенедикт положил трубку и, повернувшись к ней, проговорил:
— Итак, на чем мы остановились?
— На Фионе Гривз, — ответила Ребекка, придерживая его на расстоянии вытянутой руки.
— А она-то тут при чем? — спросил он, усмехнувшись.
— Почему она работает с тобой?
— Я надеюсь, ты не ревнуешь? — Самодовольная ухмылка озарила его красивое лицо.
— Нисколько, — пробормотала она, краснея. Он откинул голову назад и громко расхохотался:
— Ты страшная лгунья, Ребекка: твой румянец выдает тебя с головой.
— Я встаю, — сказала она обиженным тоном. Бенедикт сразу же посерьезнел и крепко прижал ее к себе.
— Фиона для меня ничего не значит. Три года тому назад она пришла ко мне и спросила, не могу ли я устроить ее на работу за границей. Она была в расстроенных чувствах: после десяти лет в роли любовницы ректора Фостера наконец поняла, что положение ее безнадежно. Он не собирался расходиться из-за нее с женой.
Ребекка глядела на него потрясенная, не веря своим ушам.
— Ты говоришь, что у нее был с ним роман? — воскликнула она. Но, припомнив прошлые годы, поняла, что это вполне возможно. Фиона всегда появлялась вместе с Фостером.
Бенедикт нежно поцеловал ее в лоб.
— Ты, наверное, одна из немногих в Оксфорде, кто не знал об этом. Во всяком случае, мне было ее жаль, а моя подозрительная милая… — Он прижал ее к себе и, поглаживая спину, добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51