Когда все было сделано, Эллис вернулся на свой боевой пост в маленький домик на берегу. Мысленно он то и дело возвращался в шестидесятые годы. Он начинал это десятилетие школьником, а закончил солдатом. В 1967 году он приехал в Беркли, уверенный, что знает свое будущее. Он хотел тогда стать продюсером документальных фильмов на телевидении и, так как учился блестяще и обладал творческими способностями, а в Калифорнии каждый может стать кем угодно, если будет работать с должным рвением, он не видел никаких препятствий для исполнения своей мечты. Потом возникло новое увлечение – идеями мира, «власти цветов», антивоенными демонстрациями, молодежными песнями, «Дверями», джинсами-дудочками, ЛСД и снова он был уверен, что знает свое будущее, он собирался изменить облик мира. Все это тоже быстро прошло, и наступило новое увлечение, на этот раз – бездумной жестокостью войны и наркотическим ужасом Вьетнама. Оглядываясь на прожитую жизнь, он замечал, что каждый раз, когда бывал уверен в своем будущем, а жизнь, казалось, входила в накатанную колею, наступали резкие перемены.
Полдень прошел без обеда. Причиной было отсутствие у партизан продуктов. Эллису было трудновато привыкнуть к довольно простой по своей сути мысли, что, если нет продуктов, нет и обеда. Он понял, почему все партизаны так много курили – никотин притуплял чувство голода.
Жара томила даже в тени. Он уселся на пороге домика, стараясь поймать слабые дуновения ветерка. Он видел поля, реку с горбатым мостом, сложенным из камня и известняка, деревню, мечеть и нависающую над ней скалу. Почти все партизаны были на своих боевых постах, которые обеспечивали укрытие не только от врага, но и от солнца. Большинство располагалось в домах поблизости от скалы, где вертолетам будет трудно атаковать с бреющего полета, но неизбежно кое-кто оказался в более уязвимой позиции ближе к берегу реки. Грубо обтесанный каменный фасад мечети прерывался тремя створчатыми арками, и под каждой аркой, скрестив ноги, сидел партизан. Они напоминали Эллису часовых в караульных будках. Все трое были знакомы ему, в самой дальней Мохаммед, в средней – его брат Камир с юношеской бородкой, а в ближней – горбатый калека Али-Галим, отец четырнадцати детей, тот самый, которого ранили вместе с Эллисом там, на равнине. У всех троих на коленях лежали «Калашниковы», а в зубах – сигареты. Эллис не знал, кто из них останется жив к завтрашнему дню.
Первое сочинение, написанное им в колледже, было посвящено описаниям ожидания битвы в произведениях Шекспира. В этом сочинении он сравнивал два монолога, произносимые перед боем: один из «Генриха V», где король, стремясь поднять боевой дух своих воинов, говорит: «Еще раз в брешь, друзья, еще раз, или закройте стены телами наших погибших англичан». И довольно циничный монолог Фальстафа о смысле чести из «Генриха IV»: «Может честь приставит человеку ногу? Нет. Или руку? Нет. Значит, честь не обладает искусством хирурга? Нет. Кто же обладает ею? Тот, кто погиб в среду». Девятнадцатилетний Эллис получил за сочинение высшую оценку «А» – первую и последнюю, потому что вскоре уже был увлечен спорами о том, что Шекспир, да и вообще весь курс английской литературы предмет «несущественный».
Его мысли были прерваны серией последовательных выкриков. Он не понимал слова, произносимые на дари, но в этом не было необходимости, по тревожному тону он понял, что наблюдатели на окрестных склонах заметили вдали вертолеты и просигналили Юсифу на вершине скалы, а тот передал сигнал дальше. В раскаленной солнцем деревне произошло быстрое движение – это партизаны заняли боевые позиции, отошли поглубже в свои укрытия, проверили оружие и закурили свежие сигареты. Трое, сидевшие под аркой мечети, растворились в ее темной глубине. Теперь деревня с воздуха выглядела пустынной, как и обычно в самую жаркую пору дня, когда большинство жителей отдыхают.
Эллис, внимательно прислушиваясь, услышал, наконец, угрожающий рокот моторов приближающихся вертолетов. Его живот непроизвольно сжался – нервы. Так вот как чувствовали себя косоглазые – подумал он – слыша нашу стрельбу с вертолета, которая осыпала их сквозь дождевые облака. Что посеешь, то и пожнешь, малыш!
Он раскрыл английские булавки, скрепляющие взрывное устройство.
Вертолеты гудели уже ближе, но еще не были видны. Эллис хотел бы знать, сколько их, по звуку моторов он не мог этого определить. Заметив боковым зрением какое-то движение, он повернулся и увидел партизана, который бросился в воду с противоположного берега и поплыл. Когда человек приблизился, Эллис узнал покрытого шрамами старого Шахазай-Гула, брата повитухи. Шахазай был специалистом по минам. Метнувшись мимо Эллиса, он укрылся в одном из домов. Несколько мгновений деревня оставалась безжизненной, и Эллис подумал: «Господи, сколько же вертолетов они выслали?» – и тут первый вертолет показался над скалой, идя на предельной скорости и, завернув к деревне, завис над мостом, как гигантская колибри.
Это был «Ми-24», известный на Западе под названием «хайнд»; русские называли такие вертолеты «горбунами» из-за громоздких двойных турбодвигателей, помещавшихся над пассажирской кабиной. Пулеметчик располагался близко в передней части кабины, а пилот – позади и выше него, как бы сидя у него на плечах. Иллюминаторы кабины управления напоминали фасетчатые глаза чудовищного насекомого. У вертолета были трехколесные шасси и коротенькие кургузые крылья с подвесными реактивными установками.
Как, черт возьми, могла горстка полудиких скотоводов, одетых в лохмотья, противостоять подобной современной технике?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126