Что-
то вечное - акты жизни, раз они совершились, обладают
бытием, то есть пребывают всегда, как это ни парадоксаль-
но. Философ вынужден считать, что пребыть, случиться
(или осуществиться) есть способ бытия, а не что-то, что
просто уходит в прошлое. В каком-то смысле те люди, ко-
торые пребыли посредством мысли, скажем, Платон, Ари-
стотель, Декарт, Сократ, являются нашими современника-
ми. Они живут, населяя то же самое жизненное пространст-
во в той мере, в какой мы его населяем, - а можно вообще
ничего не населять и исчезать, как волны на прибрежном
песке, не оставляя никаких следов. Философия имеет осо-
бое отношение к способу возникновения и существования
человеческого феномена, поскольку он зависит от самосо-

зидания. А история - это зафиксированные лишь события
актов самосозидания некоего существа, которое природой
не рождается, и не существует независимо от работы само-
созидания. (Природой рождается некоторый биологиче-
ский материал возможных человеческих событий и состоя-
ний. Но это только биологический материал.) За пребыва-
нием и длением человека во времени, тем более во времени
истории, стоит постоянно возобновляющаяся работа или
усилие со стороны человека. Поэтому можно сказать так:
человек есть в той мере, в какой он хочет быть.

Воспользуемся этой метафорой, чтобы прояснить через
нее кое-какие вещи, которые анализом и описанием ухва-
тить очень трудно. Итак, мы имеем дело с некоторым бы-
тием, которое как бытие зависит от желания и усилия быть.
А раз так, то, очевидно, потом происходит и нечто такое,
что и приводит нас к философии. Расставив эти предупре-
дительные знаки, мы можем теперь заняться сутью дела,
поскольку, расставив их, мы уже сделали более здоровым
наше мышление; они являются своего рода гигиеной рассу-
ждения. Например, если мы примем то, что я сказал, то
сможем избежать одной весьма обычной ловушки, в кото-
рую часто попадают историки и философы. (Рассуждение о
ней будет взято нами как некое пропедевтическое правило
нашего восприятия образцов философий в истории фило-
софии.) Ловушка такая: находясь на довольно высокой
ступени развития науки, логического мышления, то есть
некоторых представлений о мире (в рамках довольно слож-
ной системы представлений о мире, о космосе, о вселенной,
об устройстве материи, атомов), мы склонны всю историю
рассматривать как некое движение в русле таких представ-
лений. И в этом смысле считаем, что у нас развитые, высо-
кие и глубокие представления, а у древних они были дет-
скими, примитивными и недоразвитыми. И для оценки их
мысли, сопоставляя, к примеру, что думали о мире Демок-
рит или Декарт, сравниваем это с тем, что знаем о мире мы,
и так оцениваем некогда написанный текст. Но ведь чуть
раньше, говоря о расстановке предупредительных знаков,
я фактически уже высказал мысль, позволяющую нам что-
то рассматривать в истории мысли не в русле рассмотрения
ее как представления о мире.

Из того, что я говорил, вытекает, что мы должны взять
другую сторону, которую условно можно назвать конст-
руктивной стороной текста, - быть может, мы должны
рассматривать текст не как систему записанных представ-
лений, а как следы работы самосозидания человека? То
есть брать уже не содержание представлений, сопоставляя
их с тем, что мы знаем о мире, а рассматривать текст как
следы изобретений или как способ определенной работы,
имеющей отношение к тому, что философия - элемент со-
зидания человеком самого себя. Тогда философские тексты
станут не просто представлениями о мире, а обретут конст-
руктивную сторону по отношению к какому-то усилию.
Или тому, что я назвал <желанием быть>, что должно по-
стоянно повторяться и возобновляться в каждом человече-
ском существе. Следовательно, нам эти тексты родственны
по этому усилию, а не по содержанию представлений. Со-
держание представлений Фалеса, Анаксимена, Анаксагора
о мире действительно чуждо нам в качестве только пред-
ставлений. А вот со стороны возобновляющегося усилия
(иначе мир вокруг тебя разваливается) - они нам близки и
являются той вечной современностью, о которой я говорил
в связи со странным парадоксом жизни: жизнь вечна, если
пребыла хоть один раз.

Лишь в этом случае у нас появляется возможность как-
то иначе посмотреть на последовательность известных
культурных форм в истории (<культурными формами> я
называю такие образования как миф, религия, искусство,
философия, наука) и на смысл этой последовательности.
Ведь обычно полагают, что сначала был миф, потом рели-
гия, а потом философия и наука (искусство, слава богу,
считается очень древней, давно изобретенной человеком
вещью). И к тому же это сопоставление проводится на ос-
нове якобы рационалистических представлений о том, что
мы знаем о мире. В этом смысле говорят, что миф - это
(имея в виду отрицательную оценку) искаженное представ-
ление о мире, а наука и философия - позже появившиеся
правильные представления. Однако можно задать вопрос:
а может быть, последовательность вовсе не такова или, во
всяком случае, если она внешне выступает такой, то ее
смысл вовсе не в этом?.. Не в том, что миф был абберацией
еще детского сознания, а потом мы стали взрослыми и ви-
дим мир в свете науки, то есть истины (в отличие от заблу-
ждений, которые есть область мифа); может быть, мы здесь
имеем дело прежде всего не с представлениями, ложными

или истинными, о мире, а с чем-то совершенно иным, что
действительно предшествовало философии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18