– К большому сожалению, нет.
– Ах, как это грустно! И-и – раз, два, три… Раз, два, три… Хорошо-хорошо, молодец… Не стесняйтесь, держите меня крепче.
Ох, куда уж было крепче – Иван чувствовал под тонкой тканью жар трепетного молодого тела и краснел. А Камилла смеялась, видать, ей доставляло несказанное удовольствие вводить молодого человека в краску. С юноши градом катился пот.
– Жарко, – улыбнулась красавица.
Взяла со стола веер, обмахнулась, потом повернулась к гостю спиной:
– Знаете, Иван, лиф такой тугой… Немножко ослабьте завязки… Видите их?
– О, да…
Дрожащими руками Иван развязал шелковые шнурки, прикоснувшись пальцами к шелковистой коже.
– Еще, еще… Смелее!
Юноша оголил всю спину красавицы, и лиф теперь держался лишь чудом… Впрочем, уже не держался – резко обернувшись, Камилла явила пылкому взору гостя все свои стати – налитую любовным соком грудь, тонкую талию, плоский живот с темной ямочкой пупка.
– Целуй меня… – облизав губы кончиком языка, прошептала молодая женщина. – Нет, не сюда. Сначала – в грудь… Так…
Она застонала, ловко освобождаясь от корсета; миг – и туда же, на пол, полетела одежда Ивана…
Камилла оказалась настоящим фонтаном страсти, то ревущим, как водопад, то нежным, как мягкий апрельский дождик. Стеная и изгибаясь, красавица, казалось, воплощала в жизнь все свои тайные желания и греховные мечты, причем ничуть не стесняясь, так что и Иван скоро перестал стесняться тоже.
– О, ты хороший любовник, Иван, – улыбаясь, похвалила Камилла. – Лишь кое-чему тебя подучить… А ну, хватит спать! Иди-ка ко мне, милый…
Уже под утро женщина подошла к окну – обворожительно нагая и совершенная, словно статуя греческой богини.
– Солнце встает, – обернувшись, улыбнулась она. – Тебе пора.
– Я… я еще увижу тебя?
– Быть может… Да, чуть не забыла, у меня есть к тебе одна просьба…
– Я исполню любую!
– Ничуть не сомневаюсь. Знаешь дом Равильяка на площади у Нотр-Дама? Впрочем, не важно, знаешь ли… Аннет тебе покажет. В субботу, сразу после обедни, устрой там хорошую потасовку!
– Чего? – Ивану показалось, что он ослышался.
– Ну, драку или как там у вас это называется? Так, чтобы стражники некоторое время не смогли бы подняться в дом, понимаешь? Это нужно мне… и моей доброй подруге.
– Хорошо. – Иван кивнул. – Просишь – сделаю. А теперь, похоже, мне пора уходить?
– Да… Впрочем, нет… Что бы ты хотел от меня на память?
– Только один поцелуй!
– Так иди же сюда, милый!
А потом Камилла долго смотрела в окно, наблюдая, как, выйдя из переулка, ее ночной гость пошел вдоль по улице, направляясь к мосту Шанж. Оглянется – или нет? Оглянулся! Камилла поспешно задернула штору и вздохнула. Славный мальчик… Жаль, что придется его… Жаль…
Целый день Иван не мог прийти в себя, все вспоминал, думал. Отошел лишь к вечеру, когда явились друзья. Митька, как всегда, принялся рассказывать очередную парижскую байку, которые во множестве собирал на городском рынке, Жан-Поль поошивался немного, а потом, заняв у Митьки несколько су, ушел, наверняка в какую-нибудь таверну или лупанарий – веселый дом. Прохор отсутствовал – верно, все еще чинил ворота вместе с кузнецом Пьером.
– А история ух и страшенная, – наливая вино, увлеченно повествовал Митрий. – Лет полтораста, а то и двести назад жил да был некий барон Жиль де Рэ по прозвищу Синяя Борода, сподвижник Орлеанской девы Жанны. После того как Жанну сожгли, барон отошел от дел и заперся у себя в замке. Жил себе да поживал, только вот местный люд начал вдруг примечать, что в окрестностях замка де Рэ начали ни с того ни с сего пропадать дети. Ну, когда цыганские ребятишки пропадали или там у кого из бедняков, тогда, конечно, никто ничего не замечал, а вот когда пропали детки богатых купцов… вот тогда зачесались! А тут вдруг слухи прошли, что этот самый барон де Рэ занялся, пес, черной магией. Не знаю уж, философский ли камень он там искал, иль чего похуже, а только заинтересовалась им инквизиция. Сильно заинтересовалась, особенно когда купцы хорошо заплатить пообещали. Ну, раз обещали – вот вам и расследование. Оцепили замок… надо сказать, барон и не сопротивлялся, то ли не хотел, а скорее всего, чувствовал, что зажился он на этом свете, тем более в таких жутких руках – у самого дьявола.
– Ну, ты дьявола-то не приплетай, – глотнув вина, заметил Иван. – Рассказывай, как дальше было.
– Да как дальше… Нашли у этого барона сотню, а то и больше детских костей да маринованные сердца, желудки, головы…
– Тьфу ты, Господи!
– Вот и я говорю – не к столу будь сказано.
– И что с бароном?
– Да ничего. Сожгли, не говоря худого слова. Говорят, барон перед смертью очень доволен был, радовался.
– Радовался? Чему?
– Так ведь из диавольских лап вырвался – мученическую смерть принял.
– Ох, и расскажешь же ты, Митрий! И обязательно на ночь надо, чтоб, значит, этот самый де Рэ приснился.
– Ну уж. – Митрий развел руками. – За что купил, за то и продаю. Вино еще будешь?
– Давай… Слушай, давно спросить хочу: Рене о чем с Прохором гутарил?
– Да помочь просил. Обидчики у него, вишь, есть – так попросил отколошматить. А нашего Проню, сам знаешь, хлебом не корми, но подраться дай. Согласился, конечно…
– Так-так! – насторожился Иван. – Переговоры через тебя велись?
– А то через кого же?
– Тогда скажи-ка: где и когда будет драка?
– Хм… – Митька ненадолго задумался. – Когда – помню. В день святого Матиаса, сразу после обедни, а вот где…
– Случайно, не у Нотр-Дама?
– Ну да, там! А что?
– Да так, ничего… – Иван задумчиво покачал головой и лишь шепнул сам себе: – День святого Матиаса, Нотр-Дам… Чудны дела твои, Господи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14