ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
» – подумал кузнец. Ему стало жаль Аленку, которая вот уже несколько дней как совсем изменилась к Захару: теперь она встречала Захара приветом и тихой радостью, как когда-то встречала его самого покойная мать Аленки.
«Захар изменил, а Иванка, тот, видно, загинул», – думал кузнец, не заметив и сам, как в мыслях его Иванка стал рядом с Захаркой…
Даже не мысль, а какое-то тайное от самого себя желание, чтобы Аленка увидалась с Иванкой, толкнуло Михайлу на хитрость.
В последнее время, после того как Якуня лежал в сторожке Истомы, Федюнька повадился в кузню работать в подручных Уланки и Липкина. Кузнец заставал его тут не однажды. Аленка к нему привязалась и после работы кормила его до отвала, чем только могла. Кудрявый, глазастый, веселый, он живо напоминал ей того Иванку, который впервые явился в их дом…
«Сам я, сам виноват, что отвадил от дома Иванку! А ныне что с девкой мне деять?! Ужли полюбила Захара?! Два года об том сам старался, а ныне страшусь… Да старое меньше ржавеет: пришел бы Иванка – забыла б она Захара», – раздумывал Михайла.
Он кликнул Аленку и велел ей снести чего-нибудь из еды Гавриле в тюрьму. Сам он надел прокопченную рубаху, кожаный запон, не надеванный много дней, и, захватив большой ключ от кузни, вышел из дому.
Он поспешил застать Аленку еще во дворе, чтобы сказать ей как будто лишь кстати:
– Слышь, Аленка, зашла бы к бабке Арише, Федюньку пошли ко мне в кузню.
«Вдруг Иванка домой воротился!» – с надеждой подумал Михайла.
Он направился к кузне.
– Кончились празднички, за работку?! – ехидно спросила его на углу крендельщица Хавронья.
– Кончились, кончились, мать, – спокойно ответил Мошницын.
В последнее время его узнал весь город, и ему бывало нельзя пройти двух домов, чтобы не отвечать на поклоны. Он и четверти этих людей не знал. Но в этот день было иначе: Михайла заметил, что многие из прохожих стараются не увидать его, переходят дорогу, чтобы не встретиться, а кто кланяется, те смущены и спешат проскочить скорее…
Он подошел к кузне, с грохотом отодвинул тяжелый засов и, шаря огниво в закопченном углу, наткнулся на рукавицы с красной отделкой – рукавицы Якуни. В кузнице не было никого, но Мошницын оглянулся, надел рукавицы и обхватил ими свое лицо. Это была как бы ласка сына. Кузнец без звука заплакал…
Он добыл огня, разжег горн, несколько раз качнул мех. Огонь разгорелся. Мошницын разыскал завалявшийся кусок железа и бросил его на угли. Пока железо калилось, он неподвижно стоял, глядя в огонь, и вдруг как бы вышел из столбняка, выхватил из огня болванку и начал гвоздить кувалдой, оттягивая широкую лопасть. Он не думал, зачем, для кого, для чего делает эту работу, но не мог оставаться без дела и потому ковал…
За спиной у него лязгнул обрезок железа…
– Здоров, молодец! – бодро сказал Михайла и оглянулся, ожидая увидеть Федюньку, но сзади стоял какой-то малыш лет семи.
– Здравствуй, дядя Михайла, – сказал он. – Куда такой топорина? Головы им секчи?
Михайла взглянул на свою работу и увидел, что на самом деле топор был не дровосечный, не плотничный, не мужичий. Огромный, с широким лезом Лезо – лезвие.
, он был скорее для мясника или палача.
– Кому секчи? – усмехнулся Михайла.
– Бо-ольшим!.. Кому же еще! – ответил мальчишка. – Батька сказал: «Почал Михайла ковать, скует топор на их головы». Мамка спрашивает: «На чьи?», а батька ей: «Больших!»
– А батьке твоему их не жалко? – спросил Михайла.
– Чего жалеть! Они нашего брата меньших николи не жалели! – ответил малыш.
Михайла захохотал.
– Вчера бы тебя на сход, вместо батьки! – сказал он.
– Батьке-то ногу срубили. Он бает: я бы сам был – я бы народ в топоры поднял на больших.
– Да чей ты? – спросил Михайла.
– А плотника Клобучкова. Эво та изба…
В это время вошел Федюнька, запыхавшийся и потный.
– Дядь Михайла, там прискакали гонцы на площадь! – выкрикнул он.
– Отколь?
– Сказывают, от Рафаила с попами. Во Всегородней держали совет, а топерво к Макарию в Троицкий дом поскакали. Народу за ними бежит!
– А ты чего же?
– Ты в кузню кликал, – отозвался Федюнька.
– Справный работник, – одобрил Михайла. – Ну-ка, поддунь.
Федюнька налег на мех.
Угли пылали, железо калилось.
Михайла снова выхватил из огня топор и начал ковать. Гулко звенела кузня. По тени, упавшей из двери и заслонившей свет, Михайла увидел, что кто-то еще вошел, но не оглянулся.
– Здоров, Михайла Петров! – произнес вошедший.
– Здоров! – Михайла узнал по голосу квасника Сидорку.
– Чего ж теперь будет? – спросил квасник.
– Повинную принесете, да войско пустите в город, – сказал Михайла, не оставляя работы. – Томиле Слепому, Гавриле, да мне, да Козе, да Копыткову, да мяснику Миките, да батюшке Якову – нам головы посекут, а тебе что страшиться! Батогов накладут, да и только…
– Костопыжишься ты, Михайла! С боярами, что ль, породнился? К тебе добром, а ты – и собакой! – рассердился квасник.
Кузнец повернулся к гостю.
– Бедно мне за город, – сказал он, – до конца постоять не сумели… За что я вам сына отдал?! Ты мне сына верни, квасная рожа! Якунька пошел за тебя биться, а ты его продал, больших накликал на город.
– Да нешто я?! – оправдывался Сидорка.
– А ты где был? Где был вчера? – наступал на него Михайла с молотом в руках.
Квасник отступил и оказался прижатым в угол.
– Где был?! – крикнул кузнец.
– На Рыбницкой.
– Кого обирал?
– Молчал, – потупясь, признался Сидорка.
Кузнец размахнулся молотом. Сидорка в страхе присел и зажмурил глаза.
– Чего страшишься? Все вы молчали, не ты один, – присмирев, успокоил Михайла.
– Не ждали, что так трапится!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
«Захар изменил, а Иванка, тот, видно, загинул», – думал кузнец, не заметив и сам, как в мыслях его Иванка стал рядом с Захаркой…
Даже не мысль, а какое-то тайное от самого себя желание, чтобы Аленка увидалась с Иванкой, толкнуло Михайлу на хитрость.
В последнее время, после того как Якуня лежал в сторожке Истомы, Федюнька повадился в кузню работать в подручных Уланки и Липкина. Кузнец заставал его тут не однажды. Аленка к нему привязалась и после работы кормила его до отвала, чем только могла. Кудрявый, глазастый, веселый, он живо напоминал ей того Иванку, который впервые явился в их дом…
«Сам я, сам виноват, что отвадил от дома Иванку! А ныне что с девкой мне деять?! Ужли полюбила Захара?! Два года об том сам старался, а ныне страшусь… Да старое меньше ржавеет: пришел бы Иванка – забыла б она Захара», – раздумывал Михайла.
Он кликнул Аленку и велел ей снести чего-нибудь из еды Гавриле в тюрьму. Сам он надел прокопченную рубаху, кожаный запон, не надеванный много дней, и, захватив большой ключ от кузни, вышел из дому.
Он поспешил застать Аленку еще во дворе, чтобы сказать ей как будто лишь кстати:
– Слышь, Аленка, зашла бы к бабке Арише, Федюньку пошли ко мне в кузню.
«Вдруг Иванка домой воротился!» – с надеждой подумал Михайла.
Он направился к кузне.
– Кончились празднички, за работку?! – ехидно спросила его на углу крендельщица Хавронья.
– Кончились, кончились, мать, – спокойно ответил Мошницын.
В последнее время его узнал весь город, и ему бывало нельзя пройти двух домов, чтобы не отвечать на поклоны. Он и четверти этих людей не знал. Но в этот день было иначе: Михайла заметил, что многие из прохожих стараются не увидать его, переходят дорогу, чтобы не встретиться, а кто кланяется, те смущены и спешат проскочить скорее…
Он подошел к кузне, с грохотом отодвинул тяжелый засов и, шаря огниво в закопченном углу, наткнулся на рукавицы с красной отделкой – рукавицы Якуни. В кузнице не было никого, но Мошницын оглянулся, надел рукавицы и обхватил ими свое лицо. Это была как бы ласка сына. Кузнец без звука заплакал…
Он добыл огня, разжег горн, несколько раз качнул мех. Огонь разгорелся. Мошницын разыскал завалявшийся кусок железа и бросил его на угли. Пока железо калилось, он неподвижно стоял, глядя в огонь, и вдруг как бы вышел из столбняка, выхватил из огня болванку и начал гвоздить кувалдой, оттягивая широкую лопасть. Он не думал, зачем, для кого, для чего делает эту работу, но не мог оставаться без дела и потому ковал…
За спиной у него лязгнул обрезок железа…
– Здоров, молодец! – бодро сказал Михайла и оглянулся, ожидая увидеть Федюньку, но сзади стоял какой-то малыш лет семи.
– Здравствуй, дядя Михайла, – сказал он. – Куда такой топорина? Головы им секчи?
Михайла взглянул на свою работу и увидел, что на самом деле топор был не дровосечный, не плотничный, не мужичий. Огромный, с широким лезом Лезо – лезвие.
, он был скорее для мясника или палача.
– Кому секчи? – усмехнулся Михайла.
– Бо-ольшим!.. Кому же еще! – ответил мальчишка. – Батька сказал: «Почал Михайла ковать, скует топор на их головы». Мамка спрашивает: «На чьи?», а батька ей: «Больших!»
– А батьке твоему их не жалко? – спросил Михайла.
– Чего жалеть! Они нашего брата меньших николи не жалели! – ответил малыш.
Михайла захохотал.
– Вчера бы тебя на сход, вместо батьки! – сказал он.
– Батьке-то ногу срубили. Он бает: я бы сам был – я бы народ в топоры поднял на больших.
– Да чей ты? – спросил Михайла.
– А плотника Клобучкова. Эво та изба…
В это время вошел Федюнька, запыхавшийся и потный.
– Дядь Михайла, там прискакали гонцы на площадь! – выкрикнул он.
– Отколь?
– Сказывают, от Рафаила с попами. Во Всегородней держали совет, а топерво к Макарию в Троицкий дом поскакали. Народу за ними бежит!
– А ты чего же?
– Ты в кузню кликал, – отозвался Федюнька.
– Справный работник, – одобрил Михайла. – Ну-ка, поддунь.
Федюнька налег на мех.
Угли пылали, железо калилось.
Михайла снова выхватил из огня топор и начал ковать. Гулко звенела кузня. По тени, упавшей из двери и заслонившей свет, Михайла увидел, что кто-то еще вошел, но не оглянулся.
– Здоров, Михайла Петров! – произнес вошедший.
– Здоров! – Михайла узнал по голосу квасника Сидорку.
– Чего ж теперь будет? – спросил квасник.
– Повинную принесете, да войско пустите в город, – сказал Михайла, не оставляя работы. – Томиле Слепому, Гавриле, да мне, да Козе, да Копыткову, да мяснику Миките, да батюшке Якову – нам головы посекут, а тебе что страшиться! Батогов накладут, да и только…
– Костопыжишься ты, Михайла! С боярами, что ль, породнился? К тебе добром, а ты – и собакой! – рассердился квасник.
Кузнец повернулся к гостю.
– Бедно мне за город, – сказал он, – до конца постоять не сумели… За что я вам сына отдал?! Ты мне сына верни, квасная рожа! Якунька пошел за тебя биться, а ты его продал, больших накликал на город.
– Да нешто я?! – оправдывался Сидорка.
– А ты где был? Где был вчера? – наступал на него Михайла с молотом в руках.
Квасник отступил и оказался прижатым в угол.
– Где был?! – крикнул кузнец.
– На Рыбницкой.
– Кого обирал?
– Молчал, – потупясь, признался Сидорка.
Кузнец размахнулся молотом. Сидорка в страхе присел и зажмурил глаза.
– Чего страшишься? Все вы молчали, не ты один, – присмирев, успокоил Михайла.
– Не ждали, что так трапится!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240