Тут же последовали бурные извинения; фактотум немедленно поцеловал руку прелестной соседке, объявив, что не имеет к ней никаких претензий и, напротив, польщен этим своеобразным знаком внимания одной из красивейших женщин Парижа. Актриса, восприняв комплимент как приглашение, мгновенно переместилась за соседний столик, что было сделать совсем нетрудно, поскольку ей оставалось подвинуть свой стул всего на несколько дюймов. Подруги, без труда разгадав ее уловку, залились веселым смехом.
– Берегись, Нивель! – воскликнула Флери. – Неужели ты хочешь заключить договор с иностранцами? Не забудь, что для этого необходимо согласие его королевского высочества!
– Регент возражать не станет, поверьте мне, мадемуазель, – произнес фактотум с любезной улыбкой.
– Оставь ее, – вмешалась Сидализа. – Слава богу, она тоже нашла себе кавалера. Смелее, сударь, у вас есть все шансы на успех. Нивель вовсе не такая недотрога, как кажется.
Сидализа отличалась редкостным умением попадать пальцем в небо и обычно открывала рот лишь для того, чтобы сказать какую-нибудь глупость. Нивель никогда не упускала случая высмеять ее за это, но на сей раз смолчала: как ни глупа была Сидализа, возразить было нечего – бывшая любовница Ориоля действительно жаждала обрести нового кавалера. Оставалось решить только один вопрос: кому из голландцев следовало отдать предпочтение? Кокетливо улыбаясь обоим, она прикидывала, что первый кажется значительно моложе, но зато второй, судя по всему, намного богаче и по манерам похож на знатного сеньора. Нивель была не из тех, кого ослепляют чувства. Ее любовь стоила денег, больших денег – и претендовать на нее мог лишь тот, кто был способен платить.
Не в силах прийти к определенному решению, она с охотой оставила бы себе обоих северян. К несчастью, нужно было выбирать, ибо мадемуазель Добриньи уже примеривалась, как бы ей перейти на свободное место рядом с Гонзага.
Тяжело вздохнув, Нивель совершила акт героического самопожертвования: сама подозвала подругу и усадила ее рядом с Пейролем. Выбор был сделан: она избрала своим кавалером старшего из торговцев, которого тут же принялась расспрашивать о его стране, о семье и об успехах в коммерческих делах. Гонзага оставался холоден как лед, хотя актриса пустила в ход все испытанные средства: строила глазки, прикасалась коленом к ноге соседа, брала его невзначай за руку, одновременно восторгаясь богатством его одеяния, изяществом манер и осанистым обликом. Бедняжка не подозревала, что имела дело с очень старым знакомцем. И чего стоили все ее жалкие ухищрения в сравнении с коварством и хитростью Филиппа Мантуанского, которого она тщетно пыталась заманить в свои сети!
Впрочем, Пейроль старался быть любезным, имея свою определенную цель. Он не постигал, что может связывать друзей Лагардера с певичками и танцовщицами, а потому желал непременно выяснить этот вопрос. Не считая нужным ходить вокруг да около, фактотум с напускным добродушием произнес:
– Не имею честь быть знакомым с вашими спутниками, милые дамы. Однако мне кажется, что вы с вашей-то красотой могли бы подобрать себе что-нибудь получше.
– Не судите о них по виду, – сказала Нивель. – Они грубоваты и не блещут хорошими манерами, это правда. Однако благородного происхождения у них никто не отнимет, а главное – нет им равных по доблести и решимости.
– Теперь мне все понятно. Женщины превыше всего ценят в мужчине храбрость.
– Тем более, когда храбрость эта спасает от беды, – вмешалась в разговор Добриньи.
– Вот именно, – подтвердила Нивель. – Если бы не они, нам всем пришлось бы весьма худо, а потому мы обязаны им признательностью.
Говоря это, актриса заметила, что глаза ее равнодушного соседа зажглись неподдельным интересом, и поторопилась рассказать уже известную нашему читателю историю, опустив, однако, все то, что произошло после возвращения в Париж. Гонзага удовлетворенно улыбнулся. Разумеется, он ни в коей мере не считал опасными для себя этих безмозглых танцовщиц, но его порадовало, что их дружба с мастерами фехтования получила объяснение и что Лагардер никак не прнчастен к этому делу.
– Господа, – промолвил он, поднимаясь с места, – нам стало известно о вашем благородном поступке. Вернувшись на родину, мы расскажем, как познакомились с двумя героями. Разрешите пожать вам руку и назовите ваши имена. Я запишу их на свои таблички и даю вам слово, что вскоре о вас узнает вся Голландия…
– Чего уж там, мой славный! – ответил Кокардас, подкручивая ус. – Наши имена и без того гремят по свету… Кокардас-младший и брат Амабль Паспуаль, мастера фехтования из Парижа, лучшие клинки Франции и всей Вселенной! Одним словом, друзья графа Анри де Лагардера, дьявол меня разрази!
Услышав это имя, торговцы из Амстердама невольно сдвинули брови: слишком много тяжелых воспоминаний было с ним связано! А мастера фехтования обменялись рукопожатием с любезными чужестранцами, не подозревая, что видят перед собой своих смертельных врагов.
Знакомство состоялось, и теперь вся компания заняла место за одним столом.
II
ЧЕРНЫЙ АЛМАЗ
В те времена женщины редко появлялись в кабачках и кафе – исключение составляли лишь куртизанки. Лишь иногда знатные дамы позволяли себе совершить опасную вылазку в сопровождении дворян свиты или нескольких кавалеров своего круга.
Но во время ярмарки все менялось. Стало даже хорошим тоном бывать в увеселительных заведениях, расположенных в предместье Сен-Жермен. Влюбленные назначали здесь друг другу свидания, независимо от того, к какому классу общества принадлежали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95