- Не знаю даже, как сказать, чтобы вы поверили...
- Да уж как-нибудь скажите, - добродушно отозвался он. Глаза его опять нырнули в морщины, но теперь я был настороже.
- К счастью, у меня есть свидетели... Гудимов попросил ключи, чтобы спокойно поработать. Так он сказал по крайней мере при сотрудниках.
- А что он сказал не при сотрудниках?
- Я проводил его немного по коридору. Он был чем-то расстроен. На мой вопрос только раздраженно махнул рукой и пробурчал: "Ох уж это бабье, свяжись только!" Дело в том, что у него была женщина на стороне. Очевидно, им нужно было увидеться в спокойной обстановке и выяснить отношения.
- Кто же эта женщина? - Похоже, майор ничуть не поверил мне. Да и я сам чувствовал, как глупо, по-детски, звучат мои объяснения.
- Понятия не имею. Я слышал о ней, но видеть не привелось. Не настолько мы были близки с Гудимовым, чтобы он представлял мне своих любовниц.
Зря я это сказал, хотя все было правдой. Но такой правдой, которая ничего не объясняет.
- Так, так... - майор с хрустом потер ладони. - Женщина, говорите? Пришла в чужую квартиру и отравила любовника, вы ведь это хотите мне внушить. Что же, она со своим коньякам приходила? Хотя, конечно, современная женщина может... Она и курит, современная женщина. В пепельнице свежие остатки пепла, разных сортов, заметьте. Окурков, правда, нет. Очевидно, их выбросили в унитаз. Значит, курили оба, но... разные сигареты. А женщина не будет курить свои, если рядом близкий человек. Не ради экономии, просто ей так приятнее.
Он рассуждал неторопливо, будто сам с собой, но все это прямо относилось ко мне.
- Ну а мокрую рюмку тоже женщина поставила в буфет? Ведь полотенце-то кухонное рядом висит. А женщина, если она все продумала, такую мелочь не упустит. Это уже рефлекс. Нет, Юрий Дмитриевич, не было тут женщины. Придется вам...
- Семен Николаевич, - позвали из прихожей.
- Извините, - майор поднялся и вышел.
Вернулся он почти тут же, неся в руке носовой платок маленький, розовый, с кружевами. И, словно чтобы не оставалось сомнений, посредине платка шла жирная полоса помады. Честное слово, майор был расстроен. Он явно заподозрил меня. Да и как не заподозрить - одна рюмка чего стоит. И вдруг платок...
- Значит, женщина все-таки была, - сердито сказал майор. - Придется вам, Юрий Дмитриевич, посидеть на кухне, пока мы займемся убиенным. Подглядывать не рекомендую: зрелище не из вдохновляющих.
Они возились около часу. Снова обыскали всю комнату, несколько раз перевернули труп (было слышно, как со страшным стуком ударялись о пол конечности), сняли отпечатки пальцев с буфета, стола, дверных ручек. Потом молодой человек ловко и необидно взял мои отпечатки и любезно проводил меня в ванную, где я долго отмывал пальцы.
Наконец Гудимова унесли на носилках санитары, вызванные майором по телефону. Потом ушли и работники розыска. На прощанье майор спросил:
- Кстати, Юрий Дмитриевич, вы сегодня с работы не отлучались? По служебным делам, разумеется.
- Абсолютно нет. Можете спросить сослуживцев: весь день был у них на глазах.
- Это уж позвольте нам судить, кого спрашивать, - буркнул он. Впервые ему изменила выдержка. - И последний вопрос: как часто вы устраивали из своей квартиры дом свиданий?
- Первый раз в жизни, - сконфуженно признался я. - И то, как видите, неудачно.
Я не солгал. Действительно впервые я дал Борису ключи от своей квартиры. Более того, он вообще впервые был у меня. Первый раз оказался и последним.
- Ну ладно, - сказал майор. - Отдыхайте, если сумеете. А еще лучше - сходите в кино или ресторан. Только ни в коем случае не надирайтесь дома, в одиночку. Это не для вас.
Совет пришелся тем более к месту, что мне и самому невмоготу было оставаться в квартире, где каждая вещь, казалось, причастна к преступлению. Особенно псртрет... Как не обратили на него внимания сыщики? Впрочем, это я уже впадаю в тихое помешательство. При чем здесь портрет? Мало ли что померещится с расстройства. Надо взять себя в руки. Однако перед уходом я содрал рисунок со стены, разорвал в клочья и на лестничной клетке выкинул в мусоропровод. Милиция уехала в одном лифте, едва закрылись его двери, я вызвал другой и провожал взглядом "Волгу" с красной полосой, пока она не скрылась за углом. Весь дом уже знал, что произошло. Жестикулирующие у подъезда женщины разом замолкли и вцепились в меня страждущими взглядами. Они показались мне незнакомыми, все на одно лицо, хотя раньше я с каждой здоровался при встрече. Они и были на одно лицо - одинаково одухотворенные смачным любопытством.
И улица тоже изменилась. Такой я ее не помнил.
Что-то чужое, холодное появилось в ней. Вновь показалось, будто перешагнул я запретную черту и попал в злой мир Зазеркалья, где все похоже на наше, но все - карикатура. Узкие тротуары, крутой изгиб мостовой, исчезающей за серым облупленным домом с колоннами, причудливый узор из трещин на асфальте - все это вдруг повернулось незнакомой стороной, обросло множеством новых деталей и стало неузнаваемым. Так иногда открываешь вдруг новое звучание в с детства знакомом слове, и оно становится совсем другим - загадочным и мудрым, будто пришло из другого, тысячи лет назад умершего языка, и ты мучительно ищешь в нем первозданный сокровенный смысл.
Нет, у меня просто не хватало сил идти по этой улице, как не хватает сил у осужденного пройти последние метры до эшафота. Я поспешно свернул в переулок, потом в другой. Лишь бы подальше отсюда, подальше от дома, где так неожиданно был разрублен клубок, в который сплелись судьбы пяти человек. Я не шел - бежал, размахивая руками и бормоча что-то про эти судьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36