Он ничего не добьется, если будет устраивать припадки с воплями, как Лилли Ниссен.
– А я обязан продолжать работу над пьесой, моей, между прочим, пьесой, не благословенного кронпринца Освальда, а людей в это время будут убивать?
Крали был непоколебим.
– Если так будет угодно кронпринцу.
– Я не уверен, друг мой, что Освальд всецело одобрил бы ваши действия.
На этот раз Крали заколебался было, но тут же огрызнулся вновь:
– Я полагаю, что кронпринц полностью мне доверяет. Он возложил на меня эти обязанности. Надеюсь, я никогда еще не разочаровывал его.
Женевьева направилась обратно к столу и принялась пристально разглядывать то, что осталось от Руди. Впервые Детлеф в полной мере ощутил, что, как бы она ни выглядела, эта женщина – не человек. Она не боялась мертвых и, несомненно, должна была быть с ними, в неких дружеских отношениях.
– Что вы делаете? – спросил Крали.
– Пытаюсь кое-что почувствовать.
Женевьева коснулась головы трупа и прикрыла глаза. «Возможно, она молится о его душе, – предположил Детлеф, – или что-то высчитывает в уме».
– Нет, – сказала Женевьева через некоторое время. – Он ушел. От его души ничего не осталось.
– Вы надеялись отыскать в его памяти образ убийцы? – поинтересовался Крали.
– Вообще-то нет. Я просто хотела попрощаться. Он был моим другом, если вы забыли. У него была трудная жизнь, и судьба не слишком ласково обходилась с ним. – Женевьева отошла от тела. – Разве что одна вещь, – сказала она.
– Да?
– Вам известно о распространенном поверье, что в глазах умирающего остается отражение того, что он видел в последнее мгновение? Что убийцу может выдать его образ в зрачках жертвы?
Все посмотрели на лицо Руди, на пустые глазницы и срезанные щеки.
– Конечно, – нетерпеливо бросил Крали. – Это вздор. Медики и алхимики больше не считают…
– Конечно, конечно. Глупость из прошлых времен, как вера в то, что жаболюди со звезд правили миром до Пришествия Хаоса.
– Кроме того, у него нет глаз.
– Вот именно это я и хотела отметить. Вы и я знаем, что россказни о глазах убитого человека – чепуха. Но убийца Руди, возможно, верит в это. Вероятно, это объясняет, почему он вырвал ему глаза.
Крали задумался.
– Суеверный тип, да? Цыган или остландец?
– Я не обвиняю никого конкретно.
– Возможно, гном? Они славятся своими суевериями. Все эти медные монетки на счастье, черные кошки, которых надо топить еще при рождении…
Бреугель вскипел, когда Крали повернулся к нему.
– Я не гном! – рявкнул он. – Я ненавижу этих маленьких ублюдков!
Крали отмахнулся от него.
– И все же леди вампир говорит дело. Госпожа, ваша интуиция действительно настолько остра, как принято считать.
– Существует и другая возможность, – вмешался Детлеф, – что это дело не человеческих рук. Этим стенам не привыкать к сверхъестественному. Дракенфелс славился умением заклинать демонов и монстров. Предполагается, что всех их вышвырнули отсюда, но замок большой. Кто знает, что могло жить здесь все эти годы, копя злобу во тьме, дожидаясь возвращения убийц своего господина.
Женевьева приложила палец к подбородку, явно следуя ходу мыслей Детлефа. Она легонько, неуверенно покачала головой.
– А мы привели сюда всех уцелевших участников похода Освальда. Легкая добыча.
Детлефу было тревожно за Женевьеву – и Менеша и Вейдта тоже, – но у Крали одно было на уме.
– Надо предупредить кронпринца. Не исключено, что он не захочет приезжать.
Женевьева рассмеялась:
– А ведь вы не слишком хорошо знаете своего хозяина, а, Крали? Это лишь подстегнет его решимость присутствовать здесь.
– Возможно, вы и правы, госпожа. Всех остальных заверяю, что позабочусь об их охране самым тщательным образом. Это не повторится. Даю вам слово.

X

Варгр Бреугель один сидел в своей комнате, пил и смотрел на себя в зеркало. Он не знал, кто распределял жилые помещения для труппы, и допускал, что никакого жестокого умысла в этом не было. Но лишь его комната, единственная из всех, что он видел здесь, была украшена зеркалом от пола до потолка. Должно быть, перед ним красилась и прихорашивалась какая-нибудь шлюха-ведьма. За тысячелетия у Великого Чародея было много подружек. Не то что у Варгра Бреугеля в его жалкие сорок семь лет.
Лунный свет просеивался в окна и освещал комнату, заливая все вокруг зловещим светом. Бреугель сидел в кресле, на пядь не доставая ногами до ковра, и глядел в глаза самому себе.
Он вспоминал родителей и ту атмосферу разочарования, что всегда окружала их. Его сестры, родившиеся раньше него, были выше среднего роста. Его младший брат был высоким стройным красавцем, каких поискать, но погиб в сражении на службе у Императора, дав родителям еще один повод быть недовольными существованием Варгра. Мать и отец винили один другого в том, что он такой, и проводили жизнь в поисках друг у друга признаков уродства, которое передалось от них к сыну. Конечно, им бывало очень неловко объяснять всем гостям, появлявшимся в доме, что нет, у них нет слуги-гнома, у них сын гном. А он не был настоящим гномом.
Он был карликом.
Варгр взялся за вторую бутылку. Он пил теперь неаккуратно, рубаха была вся в пятнах. Кожа его зудела под одеждой, и он то и дело ерзал.
Он убежал из дому и поступил в странствующий цирк, сделался клоуном. Вскоре он уже владел собственным цирком (хотя ему приходилось конкурировать с людьми нормального роста) и расширил дело, занявшись театром. У него в цирке работали настоящие клоуны-гномы, но они не признавали его за своего. И за спиной, и в глаза они называли его уродом и безобразным чудовищем.
Которым он и был на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71