я не слышу сам себя, слова тонут в адовом грохоте. Оглядываюсь по сторонам. Раскладной столик, за которым мотористы обедают, накрыт контурной картой в рыжих соляровых пятнах. Качается подвешенный к трубопроводу чайник… Стоп! Карта! Я пробираюсь к столику, отыскиваю район нашего плавания и подзываю старшину. У него торчит за ухом синий карандаш. То, что надо. Я рисую острый клин авианосца в окружении мелких треугольничков - кораблей охранения, прочерчиваю полосу поиска и зоны действия гидролокаторов. Мотористы сбились у столика - кто с ветошью, кто с ключом… Смотрят с любопытством: штурманская рубка далеко, да и вход в нее не каждому разрешен, а тут все как на ладони. Рисую утюжок нашей подлодки и жирную стрелу курса, по которому мы выходим из полосы поиска. Все довольно зримо, но уж очень отвлечённо. Схема есть схема… Тогда я набрасываю сеть, в ячейках которой бьется рыба-субмарина. Вот теперь дошло: на чумазых лицах кривые усмешки. Старшина берет у меня карандаш и переделывает лодку в кукиш, обращённый к авианосцу. Матросы смеются, смех их беззвучен в железной стукотне разъярённых дизелей.

11.
На фюзеляжах всех машин противолодочной эскадрильи «Колумба» изображён нетопырь с распростёртыми перепончатыми крыльями. Так же как летучие мыши, палубные самолёты отправлялись на охоту ночью, и поиск добычи они вели одинаково - с помощью локации. Даже профиль полета «Викингов» - с резкими взлетами и пике почти к самой воде - разительно напоминал воздушные скачки рукокрылых.
В ангаре Молдин сам выбрал себе машину - хорошо облётанный «Викинг». Он сам выбрал себе штурмана-оператора первого лейтенанта Рольфа. Рольф, несмотря на свои щенячьи двадцать пять, носил гонг (медаль) за Вьетнам и состоял членом клуба золотой рыбки, куда принимали только тех удальцов, кому доводилось катапультироваться в море.
Они взлетали в два часа по полуночи. Чёрную рыбку легче всего обнаружить ночью, когда она всплывает на звёзды, а также взять воздуха и подзарядить батареи.
Формально Молдин не имел права на ночной полет, не совершив тренировочного взлета с палубы. Но командир авиакрыла не стал занудствовать, ибо понимал, кто поднимается в воздух.
- Ахтунг, ахтунг, в небе Гай Молдин! - шутливо бросал он в эфир, как в те добрые времена, когда Молдин командовал эскадрильей «Викингов».
В огромных палубных зеркалах - индикаторах посадки - сиял бугорчатый шар луны. Чёрное небо было вымощено золотом звёзд. Хорошая ночь, лётная.
Молдин поудобнее устроился в чаше кресла, утвердил затылок в подголовнике, подобрался в томительном ожидании толчка.
Оба двигателя уже ревели…
«Эмилен, с именем твоим возношусь!» - мелькнула молитвенная мысль, и Молдин не счел её сентиментальной.
Старт!
Тело вмялось в ложе спинки с чудовищной силой. Молдину показалось на миг, что глазные яблоки вдавились в сетчатку.
Он ослеп и обездвижел на секунды броска. Первыми ожили руки: с преогромным усилием они удержали штурвал во взлетном положении. Потом тяжесть плавно отступила, и Молдин жадно вздохнул. Как быстро отвыкаешь от перегрузок!
В стеклах «оранжереи» - прозрачного колпака кабины - роились граненые южные звёзды. Они уходили вниз и вправо. Гай закончил левый разворот и наградил себя новой таблеткой тоник-гамма. Хорошая штука, успокаивает нервы и обостряет ночное зрение.
- Как поживаешь, Рольф?
- О'кей! - откликнулся штурман.
Молдин прибавил газу и по кратчайшей прямой пересек район воздушного поиска, в котором со старанием школяров звено «Викингов» выписывало магнитометрические галсы. «Ищите, мальчики, ищите!»

12.
Тяжёлый всё-таки народ собрался в старшинской. Марфина туда на аркане не затянешь. Только спать приходит. Да ещё когда баталер Стратилатов гитару свою берет. Песни-то у него все складные - про подводницкое житьё-бытьё.
Зачем нам жены,
Зачем нам дети?
Земные радости не для нас!
Всё, чем живем мы сейчас на свете,-
Немного воздуха и приказ…
Насчет жен и детей он чуток перебрал. А вот воздуха - это точно - маловато. За воздухом - ещё никем не дышаным, терпким от морской пыли, чистым и холодным, как родниковая вода, - надо подниматься по стальному колодцу наверх, и то в глухую заполночь, когда лодка всплывает, погасив бортовые огни, когда акустик и радиометрист, прослушав глубины и эфир, доложат, что горизонт чист, когда сам командир, торопливо вскарабкавшись на мостик, убедится своими глазами, что вокруг ни огонька, только тогда разрешит выход в тесный закуток обтекателя рубки - по одному из отсека на пять минут… И нет ничего слаще и пьянее этого воздуха, украденного у сторожащих ночной океан патрульных самолётов и противолодочных кораблей. И хватаешь его жадными губами во весь размах легочных крыл до тихого звона в ушах, до круговерти петушиных хвостов в глазах. Правда, чаще всего долгожданную эту усладу отравляли курильщики. Засунув в рот по три сигареты, они дымили нещадно, пытаясь накуриться впрок. Некурящее меньшинство, ворча, отступало в кормовую часть обтекателя, где из-за колоннады выдвижных устройств несло гальюном, мокрой ветошью и соляром. Но все же Костя приспособился. Как только лодка всплывала в позиционное положение и в центральном посту начиналась легкая суматоха - готовились к выходу на мостик астрономический расчет, команда по выброске мусора и прочий дежурный люд, - Марфин боком-боком пробирался в боевую рубку, вроде как проведать мичмана Стратилатова на вертикальном руле, и, перекинувшись с ним парой фраз, бесшумно и шустро одолевал остаток пути наверх. Там, укрывшись от ока вахтенного офицера в густой как деготь тьме, он вволю дышал свежим воздухом, пока продували выхлопными газами балласт, пока брали звёзды и выбрасывали мусор, пока не поднимались наконец клятые курильщики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129