Может быть, с того, на котором предстояло ехать мне. И я стал пробираться на перрон вдоль стеночки, по краю, навстречу людскому движению. За первым же углом меня поджидал милиционер, маленький такой милиционерик. Точно как в любимой песне помкомвзвода: Заглянул я за угол И что ж я увидал? А из-за двери ливер За мною наблюдал. Это было время, когда милиции вменили в обязанность проверять и задерживать военнослужащих. Потом из-за столкновений между ними распоряжение было отменено. Затем оно возобновлялось и аннулировалось вновь. - Предъявите документы. Я предъявил. За его спиной оказалась дверь, мы вошли сначала в тамбур, потом в слабо освещенный коридор. Он развернул командировочное и сказал довольно равнодушно: - Зачем же подделывать? Что он имел в виду - Борину работу или мою? Я забормотал: - Слушай, отпусти. Наша часть рядом стоит. На поезд уже посадку объявили... А что мне следовало делать? Не финкой же его колоть! Отдать одну бутылку? Помкомвзвод не поймет. Вот какая чепуха промелькнула в моей голове, и тут он уже отворил дверь с надписью "Милиция". За столом сидел капитан. Подняв голову, он сразу указал на меня пальцем и что-то скомандовал. Ко мне бросились с двух сторон и отобрали Валькину финку. Я запротестовал: положена по штату, записана в красноармейскую книжку... Капитан не отреагировал. Я опять за свое: часть стоит в тридцати километрах, только на отдых прибыли. Поезд сейчас отойдет... Он глянул одним глазом в мои документы, отложил и больше не обращал на меня внимания. В комнате толклись люди в форме и в штатском. Чуть позже он подозвал двух милиционеров, отдал им мои бумаги и что-то сказал. Я расслышал слово "линейное". Мы пошли втроем вдоль витиевато ветвящихся путей и торчащих среди них стрелок. Где-то поблизости прогудел паровоз, наверное, это и был мой поезд. Мы долго шли. И я опять вспомнил ту песню:
Ведут меня два мента Да мимо бардака. Стоит моя халява И руки под бока.
Среди путей темнел барак. Они тоже сначала закрыли наружную дверь в тамбур, чтобы не выпустить свет. Внутри находились задержанные: испуганный молодой парень, три куривших папиросы проститутки и коренастый сержант в распахнутом ватнике, под которым поблескивали орден Красного Знамени и медаль "За отвагу". Не шутка! А он все отпахивал небрежно свой ватничек. - Браток! - обратился он ко мне возбужденно.- Ты понимаешь, от эшелона отстал по дурости. А эшелон-то на фронт...- И объяснил мне, что у него спрашивают номер эшелона, а он не знает, да и кто может знать? Это железнодорожная нумерация. Мы знаем номер полка, дивизии, корпуса. А не эшелона! Правильно? Конечно. Я тут же уразумел здешний порядок: всех по очереди вызывают в кабинет (комнатку, клетушку?) к дежурному, который мгновенно и решает судьбу невольных посетителей. Окончательно или предварительно. Вышел оттуда мужичонка с пустым мешком. Позвали сержанта. Две минуты - и он выходит. Совсем? Впускают меня. За столом молоденький лейтенант. Как у нас называют - инкубаторный. Но милицейский. Он говорит по телефону. С бабой. Хихикает. Отношения их ясны. Кокетничает. Спрашивает про ее подруг. Условливается. И одновременно раскрывает красноармейскую книжку и липовое мое удостоверение. Я привычно твержу про тридцать километров, воинскую часть на отдыхе и поезд, хотя тот давно ушел. Лейтенант досадливо делает мне знак, чтобы я не мешал ему,- он же говорит по телефону. Но задает вопросы. Фамилия? Гаврилов. Имя-отчество? Геннадий Михайлович. Домашний адрес?.. А у нас перед десантированием нужно было выучить и наизусть сдать сержанту адреса всех из своего отделения... Пенза, Коммунистическая, дом 17, квартира 3. Он показывает мне большим пальцем на дверь. Иди! Сердце колотится: неужели отпустил? Да, до общей комнаты. И сержант здесь. И вот нас двоих ведут три милиционера: двое по сторонам, один, эдакий здоровила, сзади. Опять по ветвящимся путям, потом по пустынному ночному городу. А в руке у меня трубочка репродукций - и никто не поинтересовался, что это такое. А, они же в командировочном обозначены. Я потом полгода жил поблизости, у Клочковых, и нарочно несколько раз пытался для себя выяснить: где же мы тогда шли? И, главное, тот дом хотелось увидеть. Но безуспешно, будто приснилось все это. Дом был огромный, официальный, облицован внизу грубым камнем, так запомнилось, но ведь было темно. Милиционер позвонил у высокой двери, и нас впустили. За дверью дежурил солдат. Но что это был за солдат! Как с картинки! На нем ловко сидело диагоналевое обмундирование, на ногах яловые сапоги. В руке он держал ничтожную кокетливую винтовочку СВТ, годную лишь для парадов да внутренних постов. - Начальник караула, на выход! - звонко выкрикнул он, и начальник явился. Это был ефрейтор, я не шучу, но такой же ухоженный. (В армии это звание всерьез не воспринималось. Тогдашний солдатский юмор: - "Хозяйка, пусти переночевать".- "Заходи, милок".- "Да я не один, а с ефрейтором".- "А ты его, милай, к ограде привяжи".) Вошли в большой лифт с зеркалом и взмыли, как для прыжка с аэростата. Сержант аж рот раскрыл, но тут же, после морозной улицы, опять начал свой ватник отпахивать. Мы поднялись на четвертый или на пятый этаж. Наверху горел яркий свет, но еще резче била в глаза надпись над дверью с матовыми стеклами: "Комендант". Ефрейтор присел за столик, принял наши документы - и тем самым нас - и выдал милиционерам квитанцию. Затем он прошествовал к коменданту. И на миг, пока дверь приоткрылась, я заметил внутри солдатика, который одевался, как после визита к доктору. Почти тут же он появился. Он имел жалкий, расхристанный вид: без обмоток, без ремня, шинель он нес в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13