он скользит над низкими коралловыми рифами, спугивая целые стаи блестящих рыбешек, и наконец приближается к ослепительной колеблющейся крыше – и проплывает сквозь нее. Вынырнув на илистую отмель, между корнями дерева, он оказывается на опушке большого леса, пропитанного сыростью и смолистым потом деревьев.Небо над ним совсем белое от водяных паров и как будто покоится на самых вершинах пышных исполинских папоротников, которые, вперемешку с хвощами и плаунами, составляют лес. Наверху, между вершинами папоротников, порхают исполинские насекомые, странные мухи, стрекозы и огромные клопы; блестящие крылья их хлопают и громко трещат и вверху, и внизу. Болотистая почва в этом лесу, скрепленная переплетающимися мангровыми растениями и поваленными черными стволами деревьев, дымится и почти горит от происходящего в ней гниения; в тине сидят большие надувшиеся жабы с вытаращенными глазами и силятся подпрыгнуть всякий раз, когда мимо пролетает какое-нибудь гигантское насекомое. Полусгнившие стволы обвиты червеобразными растениями-паразитами и кустами, которые кажутся живыми и словно щупают влажный воздух своими мясистыми и пузырчатыми железами. Между корнями хвоща, где выступивший сок образовал серые лужицы, плавают головастики и улитки. В черной тине между древесными стволами сидят в ямах, подстерегая добычу, крабы, и снуют рыбы с подвижными глазами и плавниками, заменяющими им ноги. На поверхности горячей тины то и дело с бульканьем вздымаются и лопаются пузыри.Солнца совсем не видно; над всей местностью стоит какой-то светящийся туман. По временам по этому туману словно пробегает дрожь, и небо становится еще белее, но не прозрачнее; это невдалеке сверкает молния, сопровождаясь глухим ударом грома. На южной стороне неба, над влажным папоротниковым лесом, виднеется перламутровое сияние – это солнце, лучам которого не прорвать насыщенной парами атмосферы.Но вот неподалеку, между воздушными корнями дерева на илистом острове, Дренг замечает подобное себе существо, большую панцирную саламандру телесного цвета с человеческими глазами. Она сидит, опустив хвост в воду, и то смыкает, то размыкает свои рыбьи челюсти, усаженные длинными хищными зубами: она как раз пожирает саламандру своей же породы, но несколько поменьше. Все твари почтительно освобождают вокруг нее место. И Дренг чувствует, что такой же с виду и он сам; чувствует себя в душе такой же саламандрой; всеми порами воспринимает он все окружающее, но ничего не осознает.Тут искра погасла, и Дренг очутился в темноте, в своем жилище на Леднике.Дренг вздохнул; он знал, что ему грезилось что-то, но не мог припомнить что. Он прислушался к дыханию детей; все крепко спали в уютной берлоге. Наверху, в ночной тишине, одиноко гудел холодный ветер. Издалека доносилось кряхтенье Ледника и треск льда в ущелье. Дренг вдруг мучительно ощутил, что время уходит. Надо опять высечь огонь, еще хоть разочек! И он высек огонь. Длинная желто-голубая искра отделилась от камня.Мгновение:Дренгу чудится в этом молниеподобном свете, что душа его ширится и растет, вмещая в себя все, что этот свет озаряет, хотя все это для него – непостижимый, неведомый мир. Стоит зима; ночь, но отовсюду струится свет, и в этом свете движутся тысячи людей. Ну да, это на углу одной из улиц Чикаго, и магическая искра отделилась от воздушного провода электрического трамвая! Освещенные и переполненные вагоны непрерывной вереницей прорезывают улицу, черную от толпящегося народа, а над нею, мимо ярко освещенных этажей домов, грохочет воздушная железная дорога. Идет снег, но улицы города оживлены, полны людей и пеших, и едущих в экипажах, автомобилях, бесконечных трамваях, дымящихся поездах. Город, похожий на пылающий лес из железа и камня, выдвигает свои многомильные утесы-дома и смешивает свое пронизанное огнем и острым серым дымом дыхание с морозом зимней ночи. Тысячи чужих и враждебных друг другу людей толпятся между высокими торговыми домами, возвышающимися своими ярко освещенными фасадами над пропастями улиц; широкие цельные окна, окна над окнами подымаются от земли, высятся светлыми колоннами и теряются там, наверху, в тумане и дыме земного мрака.Посередине тротуара плиты на значительном протяжении встречают падающий снег смягченным матовым светом, пробивающимся снизу сквозь толстые стеклянные чечевицы; свет этот быстро и беспрерывно вибрирует. Вибрацию эту производят тени, отбрасываемые спицами огромного махового колеса. Там, внизу под домами, пульсирует машина, питаемая угольным костром. Эта машина – бьющееся сердце, гонящее в город искусственный дневной свет по медным жилам, проложенным под обледеневшими плитами улиц. Свет дуговых фонарей над головами всех этих суетящихся людей дрожит почти незаметно в такт мельканию колеса. Это колесо – новый чудесный цветок папоротникова леса.Дренг вздрогнул от холода и прилива энергии. Искра погасла, и он опять очутился в темноте с огнивом в своих могучих руках. Он был как-то ошеломлен и сидел, погруженный в состояние мучительного и блаженного оцепенения, не осознавая ни мира, ни себя самого. И он не вынес этого состояния. Он снова высек огонь.Мгновение:Теперь он перенесся всего на полстолетия вперед: Дренг был уже древним стариком, а его потомки, населившие Ледник, составляли целый народец, сильную закаленную породу со смешанными чертами Моа и самого Дренга. Моа не было уже в живых, но нечего было бояться, что ее привычки исчезнут, – род продолжал развивать их. Да, Дренг состарился; душа его уже не охватывала весь мир, а ограничивалась одной узкой сферой его сморщенного одеревеневшего тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52