И вот что удивительно: когда он всматривался в этот лес, его собственное отражение исчезало, а когда видел самого себя – скрывались из глаз деревья.Но как бы там ни обстояли дела с исчезнувшим лесом, Видбьёрна манило добраться до леса живого, находившегося подальше, на юге; в том лесу было все его будущее. Однажды он опустил на дно ремень с петлей, желая выловить один большой круглый ствол, с виду совсем свежий, сохранивший даже следы листьев и до сих пор смолистый. Видбьёрну пришло в голову: нельзя ли использовать этот лес минувших времен, добыть себе со дна болота судно для переправы на юг? Мысль была недурна, но ствол рассыпался в прах, едва он потянул его к себе: вытащился один пень, да и тот оказался насквозь прогнившим и набитым тиной. Таким образом, лес потонул для Видбьёрна и в прямом, и в переносном смысле.Одновременно он шел, однако, по другому следу, менее чреватому настроением, но зато скорее ведущему к цели. Видбьёрну хотелось перебраться через море, отделявшее его от южных земель; для этого ему надо было научиться плавать по воде, и он, сам того не зная, делал в этом отношении постепенные успехи. Покрывавшие низменности обширные озера и болота были окружены редкими порослями березы, осины и различными карликовыми деревьями и кустами; порядочной высоты достигала лишь береза, но и та не давала сколько-нибудь крупных бревен. Пришлось поэтому выбросить из головы всякую мысль о переправе на древесных стволах. Черепахи же, попадавшиеся ему, были величиной всего с ладонь, и если Всеотец в самом деле приплыл на одной из них, то тут, разумеется, не обошлось без колдовства. Видбьёрн подметил, однако, что пустой черепаший щит хорошо держится на воде; форма его была приспособлена для этого как нельзя лучше. Беда только, что человека он не мог удержать на себе. Видбьёрн был прежде всего тяжелым, в чем ему то и дело приходилось убеждаться. Но, когда ему случалось бродить по болотистым местам с бесчисленными ручьями, он часто переправлялся через них по мосту из ветвей и кустарников, которые валил в воду, пока они не выступали на поверхность. Если же вода была слишком глубока и широка, он умудрялся набросать на воду такую кучу ветвей и даже целых деревьев, которая сама могла поплыть, так что можно было переправиться на ней с помощью шеста.Чтобы куча не рассыпалась, он скреплял ее ремнями; и вот из такой кучи мало-помалу, путем бесчисленных повторений и создался плот; Видбьёрн стал плотовщиком.Он то и дело плескался в воде со своими новыми судами, все улучшая их; это занятие стало его второй натурой. Он испытывал всякого рода предметы – держатся ли они на поверхности воды, не пропускают ли воду; хорошо ли разрезают ее струи и сохраняют ли равновесие. Видбьёрн постоянно возился на берегу моря, по уши завязнув в своих водяных занятиях, посиневший от холода и с неизменной каплей на кончике носа; солнце подымалось и проходило над его головой, а он все возился. Он стал хорошим плотником и настоящим моряком. И что самое удивительное: ничего он так не боялся, как воды; инстинктивный ужас охватывал богатыря, не знавшего страха, и заставлял корчиться и реветь, как кабана, стоило ему попасть в глубокое место. Видбьёрн не умел плавать. Он видел, как все животные весело лезли в воду, но сам ничего не мог с собой поделать. Как раз когда вода поднимала его, когда он чувствовал, как податливая и тяжелая сила выпирает его члены вверх, им и овладевал безумный страх, нелепая потребность уцепиться за что-нибудь, от которой он так и не смог избавиться всю свою жизнь. Его сыновья, наоборот, были прирожденными пловцами и ныряли в воде, словно выдры; кожа у них была всегда холодная и сморщенная от постоянного купания и беганья под дождем.Все сыновья Видбьёрна были белокурые, с белой кожей, огрубевшей и сморщенной от воды. Летом же на их лицах высыпали веснушки, свидетельствовавшие о темной крови, примешанной к крови их рода матерями, выведенными из лесов; солнечный загар выступал в виде пятнышек. Белокурые же волосы детей отливали красноватым золотом, напоминавшим немножко о темных южных кудрях, выбеленных севером. Глаза сохраняли отражение летнего блеска Ледника. Сыновьям Видбьёрна предстояло стать славными мореходами.Но чем беспомощнее был в воде Видбьёрн, тем больше имел оснований задумываться над изобретением предмета, который бы сам собою держался на воде и мог вдобавок удержать тяжесть его тела. За этим же скрывалась мысль о путешествии за море, и все дальше и дальше; и вот это влечение унаследовали от Видбьёрна и его сыновья.Не будет преувеличением сказать, что Видбьёрну не сиделось на месте ни единого дня, пока они жили на побережье, и все-таки семья продолжала жить там, пока дети не подросли. Мальчики превратились в мужей с сильными ловкими руками и хорошей памятью; они плотничали и соображали не хуже отца. Орудия создавали работу, а работа создавала орудия. Видбьёрн и его сыновья точили теперь свои каменные топоры и резцы – в отличие от предков, которые довольствовались грубым обтесыванием. Много труда и времени было потрачено на то, чтобы отполировать твердый кремневый топор о точильный камень; но зато он и вонзался в дерево где следует, не уродуя своего лезвия. Видбьёрн с сыновьями продолжали придумывать, и всякое новое изобретение делало их умнее. Они унаследовали взгляд Дренга, его зоркие, близко поставленные глаза, которые так и искрились, бегая по предметам, над которыми работали руки. И наконец они добились того, что смастерили на берегу перед жильем первый корабль.Это было нечто вроде длинного плота из скрепленных березовыми прутьями древесных стволов, но не с плоским, а с углубленным днищем, в котором все щели были замазаны салом и законопачены звериной шерстью, так что плот не только держался на воде, но и давал пловцам сухое помещение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52