Господи, даждь ми терпение, великодушие и кротость. Господи, всели в мя корень благих, страх Твой в сердце мое. Господи, сподоби мя любити Тя от всей души моея и промышления и творити во всем волю Твою. Господи, покрый мя от человек некоторых, и бесов и страстей, и от всякия иныя неподобныя вещи. Господи, веси, яко твориши, якоже Ты волиши, да будет воля Твоя и во мне грешнем, яко благословен еси во веки. Аминь".
После всесильного «Аминь» с Музой произошло тоже, что наступило, когда она первый раз приехала на первозданную родину – в Израиль. Ей вдруг припомнилось (до боли во сем теле) то состояние «изломанности», «растоптанности», которое она приволокла с собой на родину предков. Тогда она была основательно спившейся натурой, с душой, изгаженной чуждым оракулом. Но уже после первого купания в Мертвом море произошло приобщение к своему Родному Чуду, защищающему избранный Богом народ. Все, как рукой сняло. Муза превратилась в иного человека – сильного, знающего себе цену, способного сопротивляться любой каббалистике. Оракул Земли Обетованной оказался сильнее всех других оракулов, потому что он был плотью ее народа. Вот и сейчас произошло победное просветление.
Надо ли сомневаться, что, как тяжелый груз с плеч, с Музы свалились муки недавних переживаний. Уплыли лица холодных эгоистов и неотступных исследователей человеческих несчастий. Бог дал просветление, развернул время жизни вспять – позволил увидеть картину гибели дорогой подруги! Перед глазами появилсь очертания последнего мгновения пребывания Сабрины на земле: первым почувствовал неладное, конечно, опытный военный, он уловил эффект приближения горы; Аркадий тренированным инстинктом десантника-парашутиста мгновенно прокрутил логику надвигающейся со страшной скоростью трагедии; он крепко обнял Сабрину, закрывая корпусом врывающуюся в иллюминатор панораму горных хребтов.
От сильного объятия у Сабрины остановилось дыхание – гипоксия ослабила восприятие кошмара нейронами мозга, клетками всего тела, зажало всплеск тревоги и страха. Собственно момента удара, скрежета корежащегося металла, вопли остальных пассажиров она не слышала – все устранила приятная дурнота «отключки». И здесь помог верный и мудрый Магазанник! Когда удар совершился, то биологическая каша, называемая телом человека, разлетелась на мелкие кусочки и вмазалась в окружающие предметы. Но это был уже только клеточно-тканный субстрат, годный лишь к посеву в чашках Петри. Моментально возникший бурный пожар в секунды слизал остатки размазанной плоти. Души, словно из сильнейшей катапульты были выброшены на волю, из очага пожара и, не задерживаясь ни на секунду, рванули вверх, к спасительным небесам.
Ошметки астральных тел, обрывки клеточных матриц, пляшущие в языках пламени перемешивались с подобными остатками экипажа, пассажиров, металлических конструкций. Но все это было только болью природы и технической мысли, но не людей, в мгновение потерявших связь с земной жизнью и ничегошеньки не чувствовавших. Все это телесное месиво вмиг через свои души приобрело контакт с Богом и его Святыми адептами.
По законам Каббалы, творящееся на мести катастрофы способны видеть только откровенные сенситивы, среди которых, безусловно, была и Муза. Она регистрировала динамику интересующих ее гиперфизических сил, ибо посвященным, конечно, была подвластна Магия, главное свойство которой – это «воздействие и восприятие воли на жизненную силу». Муза, как сфинкс, в критических ситуациях превращалась в полный пантакль, подчиняющийся формуле: «знать, сметь, хотеть, молчать». В такие минуты ей даже самой казалось, что она меняла не только содержание, но и форму: голова оставалась человеческой, но появлялись львиные когти, тело быка и орлиные крылья.
Музе, как бы во сне, явилась Сабрина – печальная и удивительно беззащитная. Она была настолько печальная, что Муза не смогла (скорее, не захотела) удержать рыдания. Сабринок каким-то отсутствующим голосом – голосом из далека – поведала подруге, что она всегда хранит память и душевную верность Сергееву, Музе, Володе.
Ощущение возникшей скорби нельзя было забыть, потому что именно оно единственное приобщило новомученицу к особому таинству любви. И новое ощущение сливалось именно с образом Сергеева.
Любая женщин в глубине души романтик – ей страшно хочется быть похищенной, украденной, но только желанным мужчиной. Таким желанным волшебником был все же Сергеев, потому что он умел создать особую тайну даже из, казалось бы простых, любовных оргий: это было некое преступление, приятно щекотавшее нервы, прежде всего, причастностью к порочности, к загадке, к особому таинству, может быть, даже запрещаемому Богом! С Сабриной тогда творилось неведомое ранее, подобное тому, что, видимо, происходило с Евой в Раю, когда она решилась поверить Змею-искусителю. Такое бывает только один раз в жизни, и устоять против подобного соблазна никакая женщина не может. Наоборот, чем святее женщина, тем томительнее всю жизнь она ищет встречи с грехом, с дьяволом-искусителем.
Отношения с Магазанником были совершенно из другой сферы: из того, что называется «прочным тылом», надежностью, прогнозируемой загодя. О таком семейном счастье любая женщина тоже мечтает и никогда от него не отказывается, особенно будучи в зрелом возрасте и здравом уме.
Судорога рванула тело Музы, и она открыла глаза, в которых стояли слезы. Володя, и Феликс увидели в них языки пламенеющей муки. Без слов все поняли, что Муза только сейчас побывала в «неведомом». Ясно: она никогда не расскажет о том, что успела там увидеть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125