ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Me comprenez-vous? (Понятно?), подружка!
Сабрина покачала головой, продолжая удивляться и нарисованным перспективам, и сленгу, употребляемому Музой. У Сабрины с непривычки от некоторых словесных эскапад подружки создавалось такое впечатление, что та давно успела пройти «огонь, воду и медные трубы». Они при знакомстве договорились, не стесняясь, задавать любые вопросы друг другу, и уточнение родилось тут же:
– Музочка, ты так легко оперируешь некоторыми понятиями, что я, говоря твоим языком, стопорюсь мгновенно. Откуда такой богатый жизненный опыт?
Муза весело хмыкнула и выстрелила:
– Сабринок, у нас говорят: «походишь с мое в детсад – не тому научишься»!
Потом уже серьезнее пояснила:
– Сабринок, ты изучала русский язык в университете, да еще за границей. А я постигала родной язык в условиях социалистической действительности. У нас на родине в 17 году такого натворили, что теперь десятки будущих поколений будут разгребать помойку и основательные завалы не только в экономике, демографии, но и в элементарной психологии, в языкознании.
Муза проверила по взгляду качество вхождения Сабрины в обсуждаемую проблему, затем, не без издевки, продолжила:
– Представь себе, в нашей стране восемьдесят лет быдло проживало не в заводских бараках за Нарвской или Выборгской заставами, а в центре столицы, в домах, где должны жить по меркам любого цивилизованного государства только избранные, люди освоившие не только элементарную, но и высокую культуру. Отсюда: заплеванные и засранные парадные и лестницы, разграбленные лифты и выкрученные лампочки, расписанные матершиной стены (даже святые памятники). Добавь сюда совместное обучение в школе, в институте мальчиков и девочек совершенно разных пород. Вынужденные мезальянсы и неравные брачные пары – ведь большевистское быдло после революции принялось улучшать свою породу, да расстреливать слишком умных – «бывших».
Муза немного передохнула, упокоила возмущение и продолжала ровнее:
– Сабринок, я тебе уже говорила, – тебя ждут глубокое разочарование и занятное удивление. Где-то ты будешь весело смеяться, а где-то и горько плакать. Самое страшное, что уже очень скоро ты столкнешься с прелестями отечественной медицины. Дай Бог, чтоб не угробили тебя или ребенка отечественные эскулапы, резво переходящие на рельсы страховой медицины.
Безусловно, было от чего испугаться и Муза таки добилась своего – глаза Сабрины зажглись беспокойством. Но, видимо, она была фаталисткой и потому решила: «Чему быть – того не миновать»! Ее поддержала в таком решении и Муза.
Душевное равновесие быстро возвращается к беременной женщине, конечно, если она здорова и не окончательно раздавлена жизнью. Сабрина, надо думать, была из положительных персон. Она быстро стряхнула с себя оцепенение и, скорее всего, снова нырнула в приятные воспоминания. Они, естественно, были связаны с Сергеевым.
– Музочка, понимаешь какая незадача, – обратилась она к подруге, – ты интересно рассказывала об истории еврейства и прочих социологических феноменах. Я тебя слушала внимательно, но ловила себя на мысли, что память сверлят другие слова. Меня не отпускает маленькое стихотворение Сергеева – «Слова»:
Хрустальные слова – осколки от былого:
Притихшая молва – забвение больного.
Измена ранит всех – лекарства не найти:
Не ищем здесь утех – покой придет в пути.
И одиночества тишь
Крадется, как мышь:
Отпустит душу горе – боль успокоит море!
Сабрина прочла вслух стихотворение, но потом еще долго молчала, как бы прислушиваясь к хрустальному звуку отзвеневших слов. Затем она обратилась к Музе, которая, как ей показалось, тоже вслушивалась, собирая в копилку памяти еще звучавшее эхо:
– Музочка, я не всегда правильно понимаю Сергеева, как человека, как личность, наконец. А после того, как я начала раскопки его архива, он вообще стал представляться мне другим человеком. Правильнее сказать, конечно, тем же – любимым, единственным, незаменимым, – но приоткрылась еще одна тайная ниша его души. А я ведь прочитала только три его тетради. Представляю, с чем я встречусь в его квартире. Муза, я хочу попробовать написать о нем книгу. Скорее не столько о нем, сколько о людях его склада.
Муза почему-то отреагировала быстро:
– Сабринок, ты отгадала мои мысли. О, если бы я умела писать! То обязательно обобщила биографии таких людей. Это же осколки уже далеко ушедшего генофонда, растраченного попусту. Ты почему думаешь, что он многоликий и ты открываешь в нем новые ниши души? Да потому, что тот класс, который уничтожен за годы советской власти был квинтэссенцией российской популяции. Если угодно, это и есть, так называемое, национальное достояние. То, из чего, как из яйца, будет проклевываться будущее России.
Муза явно входила в раж, еврейский темперамент в ней вершил бурю эмоций, мыслей и прагматических проектов. Она продолжала разговор, словно на подъеме:
– Сабринок, понимаешь, я ведь там, с нашими мужиками, не свои мысли вываливала на стол, а повторяла лишь то, что было неоднократно говорено и переговорено Сергеевым, с моим Мишей. Они страсть как любили эту запретную тему, – видимо, выговориться им было не с кем! А я подслушивала, да наматывала на ус. Все эти страсти-мордасти про быдло не я открыла, а они подсказали. Сергеев говорил, что неопрятность, тяга к грязи и разрушительству – это визитная карточка людей с низкой культурой, проще говоря, быдло. Он, кстати, для иллюстрации порочной логики, рассказывал такой анекдот: в коммунальной квартире на кухне идет разборка – кто пачкает дерьмом стену в туалете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Сабрина покачала головой, продолжая удивляться и нарисованным перспективам, и сленгу, употребляемому Музой. У Сабрины с непривычки от некоторых словесных эскапад подружки создавалось такое впечатление, что та давно успела пройти «огонь, воду и медные трубы». Они при знакомстве договорились, не стесняясь, задавать любые вопросы друг другу, и уточнение родилось тут же:
– Музочка, ты так легко оперируешь некоторыми понятиями, что я, говоря твоим языком, стопорюсь мгновенно. Откуда такой богатый жизненный опыт?
Муза весело хмыкнула и выстрелила:
– Сабринок, у нас говорят: «походишь с мое в детсад – не тому научишься»!
Потом уже серьезнее пояснила:
– Сабринок, ты изучала русский язык в университете, да еще за границей. А я постигала родной язык в условиях социалистической действительности. У нас на родине в 17 году такого натворили, что теперь десятки будущих поколений будут разгребать помойку и основательные завалы не только в экономике, демографии, но и в элементарной психологии, в языкознании.
Муза проверила по взгляду качество вхождения Сабрины в обсуждаемую проблему, затем, не без издевки, продолжила:
– Представь себе, в нашей стране восемьдесят лет быдло проживало не в заводских бараках за Нарвской или Выборгской заставами, а в центре столицы, в домах, где должны жить по меркам любого цивилизованного государства только избранные, люди освоившие не только элементарную, но и высокую культуру. Отсюда: заплеванные и засранные парадные и лестницы, разграбленные лифты и выкрученные лампочки, расписанные матершиной стены (даже святые памятники). Добавь сюда совместное обучение в школе, в институте мальчиков и девочек совершенно разных пород. Вынужденные мезальянсы и неравные брачные пары – ведь большевистское быдло после революции принялось улучшать свою породу, да расстреливать слишком умных – «бывших».
Муза немного передохнула, упокоила возмущение и продолжала ровнее:
– Сабринок, я тебе уже говорила, – тебя ждут глубокое разочарование и занятное удивление. Где-то ты будешь весело смеяться, а где-то и горько плакать. Самое страшное, что уже очень скоро ты столкнешься с прелестями отечественной медицины. Дай Бог, чтоб не угробили тебя или ребенка отечественные эскулапы, резво переходящие на рельсы страховой медицины.
Безусловно, было от чего испугаться и Муза таки добилась своего – глаза Сабрины зажглись беспокойством. Но, видимо, она была фаталисткой и потому решила: «Чему быть – того не миновать»! Ее поддержала в таком решении и Муза.
Душевное равновесие быстро возвращается к беременной женщине, конечно, если она здорова и не окончательно раздавлена жизнью. Сабрина, надо думать, была из положительных персон. Она быстро стряхнула с себя оцепенение и, скорее всего, снова нырнула в приятные воспоминания. Они, естественно, были связаны с Сергеевым.
– Музочка, понимаешь какая незадача, – обратилась она к подруге, – ты интересно рассказывала об истории еврейства и прочих социологических феноменах. Я тебя слушала внимательно, но ловила себя на мысли, что память сверлят другие слова. Меня не отпускает маленькое стихотворение Сергеева – «Слова»:
Хрустальные слова – осколки от былого:
Притихшая молва – забвение больного.
Измена ранит всех – лекарства не найти:
Не ищем здесь утех – покой придет в пути.
И одиночества тишь
Крадется, как мышь:
Отпустит душу горе – боль успокоит море!
Сабрина прочла вслух стихотворение, но потом еще долго молчала, как бы прислушиваясь к хрустальному звуку отзвеневших слов. Затем она обратилась к Музе, которая, как ей показалось, тоже вслушивалась, собирая в копилку памяти еще звучавшее эхо:
– Музочка, я не всегда правильно понимаю Сергеева, как человека, как личность, наконец. А после того, как я начала раскопки его архива, он вообще стал представляться мне другим человеком. Правильнее сказать, конечно, тем же – любимым, единственным, незаменимым, – но приоткрылась еще одна тайная ниша его души. А я ведь прочитала только три его тетради. Представляю, с чем я встречусь в его квартире. Муза, я хочу попробовать написать о нем книгу. Скорее не столько о нем, сколько о людях его склада.
Муза почему-то отреагировала быстро:
– Сабринок, ты отгадала мои мысли. О, если бы я умела писать! То обязательно обобщила биографии таких людей. Это же осколки уже далеко ушедшего генофонда, растраченного попусту. Ты почему думаешь, что он многоликий и ты открываешь в нем новые ниши души? Да потому, что тот класс, который уничтожен за годы советской власти был квинтэссенцией российской популяции. Если угодно, это и есть, так называемое, национальное достояние. То, из чего, как из яйца, будет проклевываться будущее России.
Муза явно входила в раж, еврейский темперамент в ней вершил бурю эмоций, мыслей и прагматических проектов. Она продолжала разговор, словно на подъеме:
– Сабринок, понимаешь, я ведь там, с нашими мужиками, не свои мысли вываливала на стол, а повторяла лишь то, что было неоднократно говорено и переговорено Сергеевым, с моим Мишей. Они страсть как любили эту запретную тему, – видимо, выговориться им было не с кем! А я подслушивала, да наматывала на ус. Все эти страсти-мордасти про быдло не я открыла, а они подсказали. Сергеев говорил, что неопрятность, тяга к грязи и разрушительству – это визитная карточка людей с низкой культурой, проще говоря, быдло. Он, кстати, для иллюстрации порочной логики, рассказывал такой анекдот: в коммунальной квартире на кухне идет разборка – кто пачкает дерьмом стену в туалете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125