ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

маленькие нимфетки, весть о существовании которых прогремит на весь мир благодаря таланту БВП, тоже были следствием зрительных реминисценций. Имя Лолита станет синонимом порочной страсти. Но то будет уже следствие фантазии взрослого поэта, ищущего возможности наконец-то выкарабкаться из норы. Той профессионально-литературной ниши, куда увлекла его охотничья страсть отчаянной таксы: уже было необходимо выбираться на свет – под солнце материального благополучия. Пора! Иначе подохнешь!
Еще в детстве таксы демонстрировали малышу сексуальный экстаз, на который способны низкорослые существа, наделенные вполне приличным фаллосом (родовыми путями). Не было в том большой эстетики. Но наибольшее отвращение у БВП, безусловно, порочные люди. Им он отвесил свою хлесткую пощечину в зрелой прозе: «Я окружен какими-то убогими призраками, а не людьми. Меня они терзают, как могут терзать только бессмысленные видения, дурные сны, отбросы бреда, шваль кошмаров – и все то, что сходит у нас за жизнь».
Видимо, последовательно и неотвратимо, разочаровываясь в людях, играющих роль шавок, или шавок, исполняющих роли людей, БВП подвигнулся к кошкам. Первый домашний кот появился у БВП в зрелые годы, когда все литературные победы были награждены громом маршей, гимнов, оваций и материальным благополучием. Кота звали «Бандит». В имени том не чувствуется должного уважения к меньшому брату. Но примечателен сам факт нового варианта симбиоза человека и животного, наделенного гиперболой свободомыслия и самоуважения. Если угодно, это уже факт искреннего перехода от бытовой гордыни в качество высшего порядка. БВП стал осознавать миссию рупора, даруемого Богом писателю. Отсюда один шаг до овладения скромностью, деловитостью посвященного и назначенного в Оракулы.
БВП оставил на вооружении лишь то творческое высокомерие, которым вынужден был награждать героев своих непростых произведений. В стихах, пожалуй, он был еще откровеннее, и тогда такса выпирала из него всеми четырьмя кривыми и короткими ножками, а кот мурлыкал свои бандитские песни. Вдумаемся: «Живи. Не жалуйся, не числи ни лет минувших, ни планет, и стройные сольются мысли в ответ единый: смерти нет». Эка куда хватил – смерти нет! Спросил бы лучше у Бога и тогда получил бы ответ: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (От Иоанна 8: 32).
Однако, не был путь поэта прямым, ибо забыл он все то, чему учили его в маленькой домашней церкви на Почтамтской, в Санкт-Петербурге, в Тенишевском училище, в Кембридже. Все же по крови, по биологии он был не русским, не отечественным, не православным. Он, как экзотическая такса, вышел из английского или немецкого клуба, прогастролировав слегка среди богатых особняков на Большой Морской, да в плаксивых рощицах Петербургской губернии, безупречно усвоил латынь, английский, немецкий, французский, русский языки, но мало что впитал от чувства Родины. Оговоримся сразу: в этих словах нет критики или, того хуже, обвинения. Просто необходимо правильно расставить акценты: скорее БВП жалел о потери своего золотого века, благополучного мира, в котором ему повезло родиться. Но он никогда не шел на защиту его, жертвуя жизнью, как делали это другие, его родственники. Он, скорее, удовлетворял свое эгоистическое любопытство к жизни.
Не было в его поэтических исповедях рева сердца, плоти, а был лишь эстетический надрыв рафинированного поэта. Трудно сказать, что мудрее: жертва или уход от жертвы. Видимо, каждому уготована особая миссия: кто-то должен скакать с шашкой на огненную плеть пулеметной очереди, а кто-то писать стихи. БВП остался отстраненным от кондовости страны, в которой родился и вырос, от непроходящего, бестолкового горя. Но оно успело мазнуть его основательной (спору нет!) пощечиной по выхоленному лицу. Потому и жизнь его шла по расходящемуся рельсовому пути, свидетельствующему о душевном и бытовом конфликте: обрывки неосознанного православия – экстравагантные эстетические эскапады; потерянная родина – завоевание места под солнцем в чужих землях. Отсюда исходит вопль одного из героев его произведений: «Слова у меня топчутся на месте, писал Цинциннат. – Зависть к поэтам. Как хорошо должно быть пронестись по странице и прямо со страницы, где остается бежать только тень – сняться – и в синеву». Но такое возможно только на родине, дома.
Безумный блеск слова, блестящее владение языком – все это скользит по зеркальной поверхности потерянной родины, не задевая до поры до времени ее холодной к нему поверхности и выливается в шутовство, в поиск способа удивить весь мир! Найти, растолкать локтями, раздобыть место под солнцем! Отсюда следует оговорки, спотыкание, скольжение, удары и падения: «Я полагаю, что боль расставания будет красная, громкая. Написанная мысль меньше давит, хотя иная – как раковая опухоль: выразишь, вырежешь, и опять нарастает хуже прежнего». Все это слова инвалида, или человека предчувствующего расплату за дерзость. Именно раковая опухоль добьет страдальца в финале! Здесь прецедент для дружбы с образом таксы – смелой, решительной, безрассудной, трудолюбивой, но – с гиперболизированным самоуважением, достоинством, равным гордыне. А Бог гордых не любит, Он их наказывает! «Ибо от избытка сердца говорят уста. Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе; а злой человек из злого сокровища выносит злое».
Все перипетии жизни БВП, как собственно и жизнь каждого землянина, подчиняется формулам иного свойства, чем могут изобрести сами люди. Можно придумать и затеять сложный разговор о пассионарности, но то – мыльные пузыри в тазике с грязным бельем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125

ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ    

Рубрики

Рубрики