Он был предприимчив и неутомим в поисках совершенства на любом поприще – будь то спорт, наука или предпринимательство. Но в женском вопросе, как не крути, он был, безусловно, отпетым мудозвоном. Как-то наглядевшись на Танталовы муки своего друга, Сергеев изобрел для него маленький стишок, произнесенный по случаю его очередной женитьбы с искренним соболезнованием:

Сердечные боли
Приходят от горя.
Нет объяснений иных.
Ты счастья глоток
Вырываешь у горя,
Но боль настигает
Тебя и других!

Почему-то его новая избранница – очередная толстозадая тюха (это был еще один объект преткновения!), решила воспринять этот стих, как свидетельство ее особой положительной роли в жизни Верещагина. Она решила, что здесь таится намек на ее мессианскую задачу, которую она вместе с Олежеком будет решать, лежа на диване. Сергеев, поняв, что камень, запущенный из поэтической пращи, попал не в голову новой подруги Олега, а в зад какому-то горемычно тупому существу, преподнес по случаю новое творение, надеясь на просветление означенной особы (Очарование):

Как хорошо с тобою мне
Лежать ничком, лицом в говне.
На все имея острый взгляд,
Люби не курв, не всех подряд.
Забудешь скоро ты меня:
Нет, милый, дыма без огня!

Нет слов, метафора здесь заложена была сложная, да и понять было трудно с лета: где зеркало, кто прорицатель, где фантом, что, собственно, есть текст, а что подтекст? Но суженая-ряженая решила, что стихотворение – акт превентивно-воспитательный, а посему аплодировала ему, радуясь как дошкольник, впервые попавший на новогоднюю елку.
Слава Богу, что все спорные мысли и святые мужские терзания остались за железными дверями квартиры Сабрины. Внутри же помещения, у женщин, кипела бурная деятельность – подмывание, кормление, гуление, пеленание. Муза вела себя довольно странно: сперва она, доходя до дрожи, пугалась притрагиваться к ребенку, словно опасаясь невзначай ему повредить неловкими движениями, затем, быстро поднаторев, напрочь отстранила Сабрину от забот санитарки и медсестры одновременно.
Когда все материнские функции были выполнены сполна, женщины прилегли на диваны отдохнуть, причем, Муза расположилась ближе к ребенку, давая Сабрине отдохнуть после серьезных испытаний в роддоме. И здесь начались исповеди. Застрельщицей, конечно, выступала Сабрина. Действовали подруги, как истинные гурманы, умеющие тешить себя неспешными рассказами и взаимными расспросами. Ни один писатель не сможет передать колорит таких разговоров, если даже запишет все слово в слово.
– Музочка, ты не поверишь, – сказала Сабрина взволнованно, – но меня, скорее всего, преследует какая-то мистика. – Я попадаю в поле непростых совпадений. Мне необходимо с тобой посоветоваться, ибо я теряюсь в догадках.
Муза насторожилась и было от чего, – заявление-то делалось категоричное:
– О чем ты, Сабринок, может быть конфликты с медициной, с ее носителями?
– Нет, нет…Здесь как раз все отлично, если Ад можно назвать «отличным», – продолжала Сабрина, – но я не могу разобраться с Сергеевым. Мне в роддоме наложили столько дерьма на загривок, что я теряюсь в догадках.
Муза словно встрепенулась, как курица-невротик на новом нашесте, и вперила внимательный взгляд в подругу:
– Ты расскажи подробнее, не спеши, – приободрила она Сабрину, – разберемся, помолясь. – Что же все-таки случилось в роддоме. На мой взгляд, это не то учреждение, где могут вершиться крутые дела.
– Мистика заключается в том, – продолжала взволнованно Сабрина, – что если верить рассказам (а не верить им у меня нет никаких оснований), то я рожала сына вместе с еще одной подругой Сергеева и его дочерью. Все мы родили по мальчику. Но у одной из женщин, которую звали Татьяной, уже был первенец, рожденный от Сергеева. А дочь Катя, естественно, родила Сергееву внука. Таким образом, мой муж на сегодняшний день является трижды отцом (два сына и одна дочь) и одновременно дедом. Как не крути, но в моих глазах его лик приобрел очевидность многоженца и отчаянного «ходока».
У Музы глаза полезли на лоб. «Да, весело живем»! Такие крутые повороты трудно было ожидать от добропорядочного Сергеева, особенно после того, как он уже давно скончался. Муза вынуждена была затеять допрос с пристрастием, вытягивая, словно клещами, все бытовые подробности. Картина рисовалась забавная и поучительная, особенно, если учесть, что самый первый брак у Сергеева случился совсем в молодые годы (на четвертом курсе института) и от этого брака у него были дочь и сын. Сабрина, скорее всего не знала об этом. Муза решила темнить. Она не стала добавлять ей переживаний уточнениями. К счастью, по сведеньям Музы сейчас дети от самого первого брака проживают за границей, и встреча с ними Сабрины – дело маловероятное. Переваривали информацию подруги довольно долго, каждая теснила ее в собственном уголке мозга – хорошо, что возможность подглядывать в такие потаенные уголки была полностью исключена. В квартире нависло почти что трагическое молчание.
Когда первые последствия шока у Музы прошли, она стала решать, теперь уже как психотерапевт, какую позицию стоит занять: клеймить позором старого развратника, или катить бочку в другую сторону – не с холма, а в гору! В гору катить, безусловно, всегда труднее, но реноме Сергеева того стоило. Муза решила начать издалека, чтобы релаксировать Сабрину, можно сказать, выпустить из нее агрессию, как горячий подъемный воздух из летающего шара. У психотерапевтов имеются в запасе разные забавные штучки для этих целей. Но самое главное – это умелая импровизация и вроде бы логические, долгие рассуждения на утомление мозга пациента, а затем и перестройки мотивационных конструкций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125