Из Даритса старейшины рассылали по всей планете комментарии к священным книгам, чтобы правоверные не заблудились в эзотерических дебрях.
Ксавьер Харконнен едва сдерживал свое дурное настроение. Он был военным, то есть привык руководить сражениями и боями, отдавать приказания своим солдатам, зная, что они будут беспрекословно выполнены. И понятия не имел, что делать с этими твердолобыми пацифистами, которые – трудно в это поверить – просто отказывались его слушать.
На родине, на планетах Лиги, тоже нарастало недовольство Джихадом, множились протесты. Люди устали от двадцатилетнего кровопролития, не принесшего никаких видимых успехов. Бывали случаи, когда недовольные выходили на демонстрации к гробнице Маниона Невинного с плакатами «Мир любой ценой!».
Да, этих людей Ксавьер мог понять – они устали, они отчаялись, ежедневно теряя своих любимых и близких, убитых мыслящими машинами. Но эти забытые богом буддисламисты, не пошевелившие и пальцем ради сопротивления, являли собой разительный пример безумного, крайнего непротивления.
Цель машин была ясна, и Омниус, естественно, не станет считаться с тем, чего хотят и чего не хотят какие-то религиозные фанатики. Ксавьер должен – обязан во имя Джихада – выполнить свою миссию, но для этого необходимо добиться хотя бы минимального согласия с местными обитателями. Он даже не предполагал, как трудно будет заставить этих людей оценить, чем рискует ради них армия Джихада.

Старейшины дзеншиитов, шаркая ногами, вернулись в зал переговоров, где находились древние культовые предметы, блиставшие золотом и драгоценными каменьями.
Как и прежде, старейшина и религиозный лидер Ренгалид смотрел на Ксавьера каменным взглядом, выражавшим непреклонный отказ. Бритая голова старца блестела от масла какого-то экзотического растения, подстриженные брови были искусно подкрашены. Подбородок скрывала окладистая седая борода, которую старец носил с нескрываемой гордостью. Светлые серо-зеленые глаза резким контрастом смотрелись на загорелом дочерна лице. Зловещий боевой флот мыслящих машин навис над планетой, поражала огневой мощью армия Джихада – но этот человек оставался бесстрастен и бесстрашен. Будто в упор их не видел.
Ксавьер заговорил первым – ему стоило усилия сохранить спокойный тон.
– Мы хотим защитить вашу планету, старейшина Ренгалид. Если бы нас здесь не было, если бы наши корабли не отражали ежедневно натиск машин, то и вы сами, и весь ваш народ давно стали бы рабами Омниуса.
Ксавьер сидел неподвижно, выпрямив спину, на жесткой деревянной скамье напротив предводителя дзеншиитов. Ренгалид ни разу не предложил ему перекусить, хотя Харконнен был уверен, что сам он ел, когда солдаты уходили из зала.
– Рабами? Если вы так сильно озабочены нашим благополучием, примеро Харконнен, то где же были ваши корабли и вы сами несколько месяцев назад, когда тлулаксийский работорговец похищал из наших сел молодых здоровых мужчин и способных к деторождению женщин?
Ксавьер постарался не проявить раздражения. Карьера дипломата никогда его не манила – слишком нетерпелив он был для нее. Он служил делу Джихада верой и правдой, отдавая ему все свои силы. Алая форма символизировала пролитую человечеством кровь, а его невинное дитя Манион – малышу едва исполнилось одиннадцать месяцев – стал первым из новых мучеников.
– Старейшина, что вы сами сделали для того, чтобы защитить свой народ от набега работорговца? Я ничего не знал об этом инциденте до вашего рассказа и не могу ничего поделать с тем, что случилось в прошлом. Я могу лишь гарантировать вам, что жизнь под гнетом мыслящих машин окажется хуже.
– Так вы говорите, но это не опровергает лицемерия вашего собственного общества. Почему мы должны считать, что слово одного рабовладельца честнее слова другого рабовладельца?
Ноздри Ксавьера раздулись от едва сдерживаемого гнева. На что я трачу время?
– Если вы уж так хотите поговорить о старых обидах, то вспомните, что отказ вашего народа с самого начала участвовать в борьбе уже стоил свободы миллиардам людей и обошелся в миллионы смертей. Очень и очень многие полагают, что вы в большом долгу перед человечеством.
– Нам одинаково чужды обе стороны в этом конфликте, – резко парировал седобородый. – Мой народ не примет участия в вашей бесцельной кровавой войне.
Удержавшись от столь же резкого ответа, Ксавьер произнес:
– Тем не менее вы попали между двух огней, и выбирать вам придется – хотя и против воли.
– Чем тираны-люди лучше тиранов-роботов? Я знаю одно: это не наша война и никогда не была нашей.
Рабочие внутри даритской дамбы открыли ворота шлюза и из ладоней двух колоссов – Мохаммеда и Будды – полились две мощные струи прозрачной чистейшей воды. Привлеченный этим внезапным шумом, Ксавьер поднял голову и увидел примеро Вориана Атрейдеса, который безмятежно шагал по вымощенной дороге от своего шаттла, приземлившегося на площадке старого примитивного космопорта. Улыбающийся темноволосый человек приблизился, и Ксавьер не мог в который раз не удивиться – это был все тот же юный, мужественный и стройный Вориан Атрейдес, каким был он после своего бегства с Земли много лет назад.
– Ты можешь умасливать их как хочешь, Ксавьер, но дзеншииты говорят на другом языке – не только в лингвистическом смысле.
Даритский старейшина с негодованием заявил:
– Ваша безбожная цивилизация всегда преследовала нас. Мы не желаем видеть у себя солдат Джихада – тем более в Даритсе, нашем священном городе.
Ксавьер поднял глаза и посмотрел в лицо Ренгалиду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41