И я не поеду на дачу, не буду сажать обман-цветы, не заведу кошечку или собаку, а стану какой-нибудь волшебницей. Стану и сама себя переделаю.
– А ты что такая квелая? – спросил Хирург, деловито натягивая перчатки. – Сломали, что ли, эти сволочи?
– Да нет, просто к операции готовлюсь. Знаешь, я пришла к мысли, что ты прав. Каждый человек должен сам из себя что-то внутреннее сделать. Гортензия – это не моя трагедия. Проведя год в ее шкуре, я бы начала нюхать кокаин и трахаться с неграми в сортирах танцевальных клубов. А потом бы и вовсе перестала куда бы то ни было ходить, и принялась за тяжелые наркотики...
– Не, не трахалась бы, не нюхала и не принялась бы. У Михаила Иосифовича все на этот счет схвачено, но об этот потом. Кстати, ты знаешь я много любопытного о нем узна...
– Ноги будешь ломать? – перебила его Дарья. Кроме нижних конечностей ее в данный момент мало что интересовало.
– Ноги? – удивился Лихоносов – Ты что, лапушка, с коня свалилась? Нет, не буду я тебе ног ломать, их ты потом сама себе сломаешь. И зубов не трону, они сами по себе волчьими сделаются.
Даша не задумалась над словами сумасшедшего хирурга, и правильно сделала. Что толку искать смысл в бреде душевнобольного?
– Знаешь, перед тем, как я начну, – продолжил хирург, раскладывая на столе инструменты, мази и порошки в баночках, – я хотел бы, чтобы ты правильно восприняла то, что произойдет. Ты должна твердо уяснить, что я не мщу тебе за измену, а выполняю наше с тобой соглашение. Твое нынешнее лицо – мое по праву, и я его никому не отдам. У меня на него не только человеческие, но и юридические права...
– Юридические??
– Да, конечно. Ты, что, забыла? – удивленно посмотрел Лихоносов.
– Что я забыла?
– Наш контракт. Вот он, посмотри. Ты же сама подписала его.
Даша взяла вдвое сложенный лист писчей бумаги. Развернула, глянув на Хирурга, стала читать:
Контракт.
Мы, нижеподписавшиеся Дарья Павловна Сапрыкина и Виктор Васильевич Лихоносов, обязуемся прожить в любви и верности 1 (один) календарный год с момента подписания данного обязательства.
В случае нарушения Виктором Васильевичем Лихоносовым данного соглашения он обязуется полностью прекратить употребление внутрь спиртных напитков крепостью свыше 4(четырех) градусов, а также выплатить Дарье Павловне Сапрыкиной 60 000 (шестьдесят тысяч) долларов США.
В случае нарушения данного соглашения Дарья Павловна Сапрыкина обязуется всеми силами способствовать возвращению ее, Дарьи Павловны Сапрыкиной, нового лица Виктору Васильевичу Лихоносову, имеющему на него моральные права.
Возвращая бумагу, Даша вспоминала, как им было хорошо тогда. И каким прекрасным казалось будущее. И может, из-за этого прекрасного будущего она подписала эту дурацкую бумажку, не прочитав ее до конца.
– Маньяк ты, – сказала она, ностальгически улыбнувшись. Пойти, что ли, помыться?
– Да. Два раза мылом, потом спиртиком протрись. Вот он. И знаешь, мне кажется, ты и близко не представляешь, какая я на самом деле сволочь. Впрочем, не расстраивайся, тридцать первого узнаешь.
Даша вновь не задумалась – она уже отключила сознание. Еще немного и никакое обезболивание ей не понадобится. Она пошла помылась, протерла лицо спиртом, потом долго на него смотрела. Смотрела, прощаясь со второй своей личностью, которая через час умрет, умрет физически, но которое всегда будет на нее смотреть из этого предсмертного зеркала. Подмигнув Гортензии – хватило ведь сил на кураж – она вернулась к кровати, легла так, чтобы ему было удобно резать. Хирург в это время внимательно рассматривал цветную вырезку из журнала на которой была изображена фотография женщины лет семидесяти пяти. Она сидела в шезлонге на полубаке яхты, стоявшей у острова, густо поросшего пальмами.
Даша не увидела этой фотографии.
Она не смотрела на Хирурга.
Что смотреть? Они ведь разные. Она только-только вступила на свой путь, а его уже сносит с него в придорожную канаву.
Перед тем, как принять обезболивающие таблетки и провалиться в немедленный сон Даша, нет Гортензия – пусть она еще хоть немного поживет – подумала: стану Сапрыкиной – начну снимать аборигенов. Подумала и рассмеялась звонко и на весь подвал.
111. Он сделал ее Медузой.
Проснулась Даша через вечность. Лицо было плотно забинтовано и чувствовало себя другим. Ноги были целы, целым был и нос.
Представив себя прежней, но с целым носом, Даша пришла к выводу, что в предполагаемом виде симпатичной ее, конечно, никто не назовет, но и плеваться в след не будут.
Придя к этому оптимистичному выводу, она тут же почернела, вспомнив слова сумасшедшего Лихоносова: "Ты и близко не представляешь, какая я на самом деле сволочь".
Бинты под глазами намокли, лицо защипало.
"Конечно, он что-то сделал с моим лицом, – подумала Даша, заставив себя не плакать (получилось легко). – Сделал вечно смеющимся или идиотским. Нет, не идиотским. В его представлении я – шлюха, злодейка и клятвопреступница. Значит, выгляжу я сейчас похотливой тридцатипятилетней Бабой-ягой. А может, и столетней Бабой-ягой, давно вышедшей в тираж. Нет, не столетней... Носик, как и был, гладенький, так и остался. Как у двадцатилетней девицы носик. Значит, он сделал меня ягой в самом соку, полной творческих сил ягой. Ну и пусть. Миша говорил, что глубокая задница для честолюбивого человека самая лучшая стартовая позиция. Значит, будем стартовать из задницы двадцатилетней Бабы-яги. Будем , короче, жить".
Решив жить, Даша подошла к зеркалу, посмотрелась.
Носик торчит. Глаза-полыньи.
Они засосали.
"О, господи! – испугалась она, в них погружаясь. – Я вижу себя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80