Кстати сказать, идеи Федорова и его единомышленников владели умами многих талантливых людей – среди ваших соотечественников можно назвать Федора Достоевского, Льва Толстого, Владимира Соловьева, Константина Циолковского, Андрея Платонова, Николая Заболоцкого… Среди западных мыслителей…
– Можно короче, папаша? – посмотрел на часы Жеглов. – Ты не крути, пожалуйста, и не перечисляй, а прямо скажи, начали воскрешать предков в текущий момент, али как?
– Начали. Через пятьсот лет, – упал духом Пелкастер, поняв, что всех слов, теснившихся в его душе, он высказать не сможет.
– А ты откуда знаешь?
– Меня воскресили.
– И отправили сюда, в прошлое? За какие это грехи?
– Не за грехи – там их почти нет. Меня сюда отправили миссионером.
– А! Значит ты из поповских… Понятно.
– Называйте меня как хотите, мне это не важно, – посмотрел безгрешно. – Моя цель – святая, моя работа – это сделать так, чтобы люди жили, боролись за общее дело и умирали без страха.
– Тогда ты не миссионер, тогда ты – комиссар, – помрачнел Жеглов, вспомнив, что собрался под танк с гранатой.
– Я, кажется, что-то не то сказал… – спохватился Пелкастер. – Вы так не переживайте. Вы поживете еще, бурно поживете, а потом мы вас воскресим…
– За какие это заслуги?
– Многим из наших нравится, какой вы человек, и они хотели бы с вами соседствовать, чтоб в разведку вместе сходить, попеть за праздничным столом, мужеству научиться, самоотверженности.
– Не, воскресить меня не получится, – подавил скептическую улыбку Жеглов. – Грехов у меня – вагон и маленькая тележка.
– Вы оставите их здесь. И оттуда будете их снисходительно обозревать.
– Хорошо бы. Оттуда снисходительно обозревать. Да не верится мне, не то образование.
– Вы хотите доказательств?
– Работа такая, – развел руками Жеглов. – Без доказательств мы к прокурорам не ходим.
– Хорошо. Через три дня вы их получите, – как-то печально сказал Пелкастер. – Идет?
– Идет.
– Вы хотите что-то спросить?
– Да. Вы можете объяснить мне, что в этой дыре происходит?
– Сумасшедший дом здесь происходит, – ликующе засмеялся Пелкастер, – сумасшедший дом или, если хотите, самое настоящее Чистилище! Но вы не отчаивайтесь – все кончится неплохо.
– Значит, чистым отсюда выйду, как из баньки, – сказал Жеглов, довольный тем, что чудик встретился ему на пути. – Ну, прощевайте, гражданин поп, мне пора.
– Встретимся через пятьсот лет, – пожал ему руку Пелкастер. – Споете нам…
– А почему бы и не спеть, ежели через пятьсот, – пожал плечами Жеглов и, попрощавшись, продолжил прогулку.
8. А много у вас таких?
Было зябко, серо, северный ветер дул вялыми порывами, все вокруг выглядело болезненным, не опохмелившимся еще после дурной зимы. Думая, что двести граммов значительно улучшили бы погоду, Жеглов шел наобум. К «Трем Дубам» его привели ноги. Голова говорила ему, что с визитом к женщине, возможно, виновнице смерти следователя Пуаро, надо бы повременить, да и Пелкастер этот чудной, из будущего, товарищ, не зря ведь стал на его пути ангелом и отпускать не хотел. Но ведь он не с визитом, а так, пройтись вокруг, баньку заодно посмотреть, а может, и истопить к вечеру, ведь суббота?
– Да, попарится, «Аленкин» дух с себя смыть, это было бы самое то, – подумал, радуясь, что нашел объяснение своему тяготению к «Трем Дубам». Будет, что сказать, если эта мамзель нарисуется.
Тут его внимание привлек иссиня черный ворон, зловеще сидевший на дубе, ближайшем к особняку. Жеглов злорадно улыбнулся, скатал тугой снежок, вдарил так, что птица очухалась лишь у самой земли. Порадовавшись меткости, огляделся. Подумал, что вход в баню наверняка находится со стороны леса. Боковой дорожкой (чтоб не увидела из окна) пошел к нему. Подойдя к двери, почитал сообщение на мемориальной доске. Вспомнил, что граф Воронцов, с одной стороны, «полуподлец, полуневежда, но есть надежда, что будет полным, наконец», а с другой стороны, продав огромное имение, уплатил из благородных соображений кабацкие долги офицеров своего оккупационного войска перед выводом его на родину. Сказав себе: – Интересный, наверное, был человек, посмотреть бы на него, – проследовал в баню. Она его удивила некоторой схожестью с «Сандунами». Парилка, правда, оказалась простецкой. Жеглов постоял в ней озадаченным экскурсантом. Подумал, что все тут как-то несоразмерно, разнородно. Эта убогая парилка, мраморный зал, кажущийся огромным по сравнению со зданием, его вмещающим. Обычная деревянная бочка и бассейн из розового камня. Греческие барельефы и булыжники вокруг печи, три из которых побывали в брюшной полости человека, парившегося тут с прекрасной женщиной. Тут дверь позади него скрипнула, он обернулся и увидел эту женщину.
Она была в черном. Черные круги под глазами. Никакой косметики. Стояла прямо, смотрела так же. Жеглову стало неловко, он замялся, сказал:
– Вот, попариться собрался, гляжу, что и как…
– Водки хотите? – спросила женщина, не изменив выражения лица.
– Водки? Кто ж ее не хочет? – заморгал Жеглов артистично.
– В таком случае пойдемте со мной. Баню вам истопят к вечеру.
Женщина повернулась, пошла. Жеглов двинулся за ней. Войдя в гостиную, увидел столик у дивана. Накрытый. С графинчиком. Запотевшим. Рядом две рюмки. Вокруг – закуски. Тонко нарезанная твердая колбаска. Красная икорка. Корнишоны. Сыр, естественно. Когда успела? Увидела в окно, что иду к «Трем Дубам»? Наперед знала?! Вот баба!
– Садитесь, я сейчас, – ушла.
Жеглов сел. Стал смотреть на картину. На ней напряженно целовались. Подумал: «Интересные шляпки носила буржуазия, поношу и я».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132