Не так она устроена, она проживается так, каков ты со всеми потрохами есть, а это далеко не идиллия. Вот, вернетесь вы к обожаемой своей супруге, красавице, небось, и что? Тех же ошибок наделаете, только позже. И тяжелее вам от этого станет, безысходнее.
Ронсар перестал крутить головку часов.
– Вы так считаете? – глаза его смотрели жалобно.
– Уверен. От себя не убежишь, – сказал Жеглов, подумав: «Вот ведь божий человек! Он же верит всему, что скажут.
– Вы так думаете? – повторил Ронсар.
– Не думаю, уверен. Но, правда, можно попросить профессора, и он выжжет вам электричеством кусочек мозга, тот самый, который не дал вам с женой красиво прожить, но ведь после этого вы будете не вы, а помесь сейфа с пингвином. Вам это надо? Нет! Жизнь надо самим собой прожить, вот ведь в чем дело, вот в чем ее соль и задача…
– Но что же мне тогда делать? Я уже привык крутить эти стрелки, крутить и ждать…
– Вы знаете, я не уверен вполне, но мне кажется, что верить надо лишь в то, что завтра взойдет солнце.
– Иными словами, вы считаете, что надо верить в Солнце?
Жеглов удивленно повертел головой. Сказал:
– Да. Надо верить, что Солнце взойдет, что бы там ни случилось. Взойдет и согреет. Зимой чуть-чуть, а летом на всю катушку. И надо ему поклоняться, ибо оно зачинает новый день. Поклонятся, и пользоваться этим днем, как божьим даром. Если у вас это получится, то прошлое и будущее станут второстепенными, как оно есть по определению.
– Вы правильно говорите, но я все же еще покручу. Очень хочется посмотреть в ее глаза. Вы и представить не сможете, какими они были тогда искренне любящими…
– Крутите, крутите… – проговорил Жеглов, вспоминая, смотрел ли он в своей жизни в искренне любящие глаза.
«Да, смотрел, факт, – решил он, уже поднимаясь по ступенькам террасы Эльсинора. – Но всегда в них кроме любви был микрограмм еще чего-то. Микрограмм того, что, в конце концов, все отправляло под откос».
12. Ценный продукт
После ужина они сели с Шараповым в баре за дальний столик. Глеб рассказал о визите в «Три Дуба».
– Ну, ты даешь! – восхищенно сказал Шарапов, выслушав напарника. – Бабе в трусики таракана запустить! Берия, наверно, в гробу от профессиональной зависти перевернулся.
– Зато все рассказала, – отпил вискаря Жеглов.
– Рассказала-то, рассказала, но что? Правду или байку очередную?
– Я думаю, полуправду. Как и ты.
– Обижаешь, шеф. Я тебе рассказал, что знаю. А правда это или полуправда, один бог, то есть Перен, знает. Ну, как, идем сегодня на Наполеона?
– Ты же сегодня опять со своей цацей трахаешься?
– Часа в два ночи она уйдет…
– Хорошо, тогда в четыре у двери морга встретимся.
– Заметано.
– Слушай, Володя, а что за фрукт этот Пелкастер?
– Юродивый, ты же общался с ним. И, похоже, – сказал шепотом, – состоит у Перена в нештатных сотрудниках, как и Карин Жарис.
– То есть?
– У нас же половина пациентов – доходяги. И Пелкастер по наущению Перена им лапшу на уши вешает. Говорит: как только они умрут, сразу же окажутся не на том свете, стремном и малопонятном, а в две тысячи пятисотом году, то есть в будущем, в котором научились воскрешать всех когда-либо живших людей. Это один ваш чудной ученый придумал, и многим его бред пришелся по вкусу.
– Понятно. Значит, он человек Перена.
– Определенно.
– Это первый вывод. А второй вывод вытекает из того, что Пелкастер со мной говорил, и, значит, я – доходяга.
– Да брось ты, Глеб! Какой ты доходяга? Ты ж как лиственница крепкий. Ну, скажи, у тебя что-нибудь болит? Что-нибудь тебя беспокоит? Ничего!
– Это точно. Ничего не беспокоит, но пять таблеток и три укола в день я имею.
– Он всем назначает. Вот я горсть таблеток каждый день глотаю, и жопа вся исколота. И ничего – уже сто лет как тут.
– Ты лучше скажи, за это время кто-нибудь отсюда выписывался?
– При мне – никто. А до меня, по словам старожилов, выписались двое. Пьер Пелегри с невестой, они скоро вернулись на носилках, и Огюст Фукс. Потом его в лесу нашли… Километрах в пяти отсюда.
– Интересные шляпки носила буржуазия… – помолчал. – Ну, что, пойдем? – допил виски залпом.
– Пойдем.
– Так, значит, в четыре утра у морга?
– Да, в четыре. Слушай, а твоя Аленка?
– Думаю, ее сегодня не будет, – Жеглов братски положил руку на плечо Шарапова.
– Почему?
– Сдается мне, всеми этими делами Генриетта заведует. А она, похоже, глаз на меня положила.
– Какими это делами она заведует?
– Сексуальными. Профессор, видимо, по органам специалист, а она… а она по другим органам.
– По каким таким органам?
– Полагаю, по сперме, которая сейчас весьма дефицитный товар в повсеместно загнивающем капитализме.
– Ты думаешь, они ее продают?! – расширились глаза Шарапова.
– Думаю. Я тебе не говорил, моя Аленка после каждого раза гондоны деловито так снимала, а утром их в мусорной корзине не было.
– Может, она их в унитаз спускает? – Шарапов был более чем озадачен и потому не стал шутить на тему: «Капитан Жеглов ищет в мусорной корзине б/у гондоны».
– Может и спускает. А ты что такой сделался? Будто кий проглотил?
– Знаешь, моя тоже без кондома ни-ни. И потом всегда сама снимает. Черт, ты меня своей догадкой совершенно развалил. Неужели она со мной из-за этого живет? Я ее столько раз просил, чтоб без шубы потрахаться, а она ни в какую…
Потомственный дипломат готов был расплакаться. Жеглов, покачав головой, сходил к бару, вернулся с парой стаканчиков Black Label безо льда – бармен Жак не решался отказывать русскому в повторе после того, как тот раздавил отвергнутый стакан рукой, немало ее поранив. Шарапов неловко выпил, виски полились по подбородку.
– Слушай, Володя, не надо так раскисать, – сказал Жеглов отечески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132