Слыхали.

– Ой, конечно, слыхала! И даже читала что-то…
Ну врет же, врет и не краснеет!.. У них, женщин, тоже есть свои методы легких знакомств, почти невесомых флиртов, и многоопытный Истомин съел на этом деле не просто собаку – псарню целую.

Была во времена Незнакомок и Неизвестных такая интимная игра – флирт цветов. Роза пишет тюльпану, а гладиолус – гвоздике, и все признаются друг другу в бурлящих чувствах. Стр-р-расть!..
Никаких страусовых перьев в мозгу Истомина не качалось.
– И все-таки кого вы играете?
– Знаете, небольшая роль, эпизод, девушка из мечты героя. А герой – бедный студент, медик, кажется.
– По Чехову, что ли?
– Как вы догадались?
– Профессия…
Официантка притаранила полный поднос закусок, до мелочей, до последнего грибочка, повторив заказ Истомина, ловко рассортировала по столу тарелочки, мисочки, блюдечки и тактично удалилась. Незнакомка откинула наконец вуалетку и обнаружила милейшее лицо, сильно тронутое гримом, но и сквозь тушь, румяна, синьку проступала неподдельная свежесть . Молода была Незнакомка, молода и хороша собой, и не избалована, судя по всему, вниманием борзых мужиков, как ее иные коллеги-премьерши. Истомин про таких, как Незнакомка, держал на вооружении летучий термин: «мой человек». Незнакомка явно была человеком Истомина, и, как показывал многоопытному писателю обмен репликами, она сама не отказалась бы стать его человеком. Взгляды, улыбки, голос, слова – все на что-то намекало, а такому профессионалу, как Истомин, намека было вполне достаточно.
Впрочем, имело смысл проверить, имело смысл выстрелить прицельно.
– Вы сюда надолго?
– В Ростов?.. У меня три съемочных дня.
– А потом?
– Домой, в Москву.
– Вы работаете в театре?
– Ой, что вы, я еще учусь.
– ВГИК?
– Последний курс.
– Сами москвичка?
– Коренная. Родилась на Арбате, выросла на Пятницкой.
Теперь пора вести допрос к проблемам семьи и брака.
– Выросли на Пятницкой, а взрослеете где?
Какой-нибудь пошлый донжуан сказал бы не «взрослеете», а «хорошеете». Или «цветете». Но Истомин в работе с женщинами никаких пошлостей себе не позволял. Его метод: четкость формулировок, чуть усталая строгость, а совсем глубоко – опыт, знание жизни и людей. Ну и, конечно, мягкость, добрая улыбка – вполнакала…
– Взрослею далеко, к сожалению. Свиблово. Слышали про нашу деревню?
– Помилуйте, какая ж деревня? Это целый город! Там даже проблемы телефонов нет.
Оцените ход! Никаких прямых вопросов: мол, не дадите ли номерочек?.. Если умная – поймет.
Незнакомка была девочкой умной.
– Была проблема. Теперь снята. Можно звонить в любое время.
Поняли? В любое время. Но про номер опять-таки – рано. Сам в руки упадет. Как яблоко.
– Государства помогло?
– Папа помог.
Ага, папа есть. И мама, наверно, тоже, но на это Истомину наплевать.
– Папе нужен был телефон?
– Что вы хотите – родители! Они должны ежедневно проверять единственную дочку хотя бы по телефону.
Ах ты черт! Никак к мужу не подобраться… Есть он у нее или нет?
– Их можно понять: одна, невесть где в Свиблове…
– А вы думали! Я, когда вечером дома, дверь на цепочку – щелк! Страшно одной…
Теперь понятно: не замужем. Не слабо устроились нынешние студентки: отдельная квартира, телефон, цепочка на двери… А то, что «страшно одной», не слишком тонкий намек на желание быть вдвоем.
И еще отметим: Истомин пока даже имени не спросил – не то что номер телефона. И это тоже было частью испытанной тактики, а она никогда его не подводила.

Вот вам и Незнакомка?.. Великий Блок потому был великим, что умел идеализировать женщину, видеть в ней «глухие тайны» и верить, что «ключ поручен» только избранному. Вздор!
Истомин, как вор в законе, обладал универсальной отмычкой, подходящей к любым глухим тайнам.
И вдруг – тоже странность, продолжающая череду загадок нынешнего дня! – Истомин будто выпал из реального мира. Нет, он по-прежнему сидел за ресторанным столом, по-прежнему потягивал фирменный напиток, по-прежнему смотрел, как мило вкушает грибки знакомая Незнакомка, но он же, никому не видимый, наблюдал за собой со стороны, откуда-то сверху, может быть, с люстры. И что же он, невидимый, видел?.. Средних лет седоватого, длинногривого, потертого жизнью светского льва, этакого дрессированного умного левушку, знающего, когда нужно выдать рык, когда оскалиться, а когда прыгнуть на тумбу и встать на «оф», то бишь на задние лапы. Он видел миленькую и в меру глупенькую девушку, счастливую тем, что снимается в настоящем фильме, что случай свел ее за один стол с настоящим писателем, что – а, вдруг, а вдруг? – получится у нее настоящий роман, как у настоящих больших актрис. Он видел мамаш-официанток, ехидно наблюдающих за процессом охмурения младенцев и уже высчитавших про себя, когда младенцы окончательно охмурятся.
И страшно стало Истомину – тому, который со стороны.
И тогда он быстро-быстро сиганул вниз, влез в шкуру того, который сидел за столом, и уже один – общий! – Истомин резко обернулся, даже не слыша, что ему говорила Незнакомка, и крикнул официантке:
– Можно вас?
Та немедленно подошла.
– Горячее нести?
– Не надо, – сказал Истомин. – Сколько с нас?
– Вам вместе считать?
– Разумеется.
– Ой, что вы, я так не могу, – запротестовала Незнакомка, но довольно слабо запротестовала, потому что жест Истомина, по ее мнению, логично укладывался в процесс .
– Зато я могу, – усмехнулся Истомин.
– Семнадцать двадцать, – ловко подбила итог официантка.
Соврала, конечно, но не спорить же с ней! Истомин протянул ей две красненьких.
– Спасибо, сдачи не надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21