Профессор Фишин вновь замахнулся, желая добить сволочь, но его занесенную для удара руку перехватил капитан-омоновец. При этом шея офицера напряглась, и чуть выше кадыка открылся тонкий бледный шрам.— Не надо, дедушка! — попросил он, подумав, что в дедуле силы, сколь и в медведе, услышал щелканье затвора АК и заорал. — Отставить!!!Пожидаев, целящийся в живот профессора, вопросительно поглядел на офицера и увидел ногу в сапоге, выбивающую из его ослабевших рук автомат. Совсем не понял, что происходит!.. Фигня какая-то!.. Преступники налицо, а капитан… Сука!!!Дальше разбирались в кабинете главврача.— Мы забираем вашего пациента, — констатировал капитан, показывая бумаги.В это время Сашенька находилась в ординаторской, где ей зашивали рассеченную бровь.— И девушку забираем, — продолжил омоновец.— По какому праву? — рыкнул пожилой главврач, привыкший к тому, что Кащенко есть государство суверенное и командовать в нем может только он.— По праву выданного мне постановления. Я человек спокойный, военный, рычать на меня не надо, все равно, что приказано — сделаю.— А Сашеньку-то за что? Извините, Александру Игоревну Бове?..— Она подозревается в пособничестве преступнику, ранившему сотрудника милиции.— Чушь какая-то!— Я военный и приказов не обсуждаю, — повторил капитан. — Нам нужен сам подозреваемый. Корпус, палата?— Да я понятия не имею! — развел руками расстроенный психиатр, автоматически отметив на шее офицера бледный шрам. — У меня тысячи больных!— Тогда мои люди будут вынуждены прочесать всю больницу.— Вы с ума сошли! Там же сумасшедшие! Последствия ваших действий непредсказуемы! После этого их надо будет целый год успокаивать! Все второе отделение станет омоновцами…— Дайте тогда информацию, — попросил капитан. — Ваша девушка знает. Бове…— Да-да, конечно… Она на четвертом этаже, в ординаторской…— Пожидаев! — крикнул омоновец. — Пожидаев!..В кабинет ввалился старшина, половина лица которого заплыла синяком.— Я Пожидаев…— У тебя наручники есть?Главврач вжался в кресло и вытянул губы трубочкой.— Пять пар.— Ползи на четвертый этаж и забирай эту самую, Бове…— Козявку? — обрадовано уточнил старшина.— Действуй в рамках закона, а то я сам на тебя целую книгу напишу!— Ага…Пожидаев почти вывалился за обитую свиной кожей дверь, когда его нагнали последние напутственные слова капитана:— Подумай, каким козлом будешь выглядеть, объясняя, как эта девочка тебе, сальному борову, сопротивление оказывала!Старшина исчез. Главврач с капитаном несколько секунд послушали звуки удаляющихся ментовских ботинок, затем омоновец двинул по столу старинный телефонный аппарат черного цвета и приказал неформально:— Валяйте!Главврач покраснел, как рак, а потом как-то осунулся. Его государство завоевали, а теперь приходилось выдавать контрибуцию.— Сихарулидзе? — вяло спросил он в трубку. Ему на другом конце, видимо, подтвердили, и далее главврач что-то сказал на грузинском.— По-русски, пожалуйста! — попросил капитан и зачем-то вытащил из сапога огромный нож.— Сашенькин новенький… Шестое отделение? Так-так, записываю… Слизькин, тринадцатый бокс?.. Спасибо…— Вы что же, грузин?— Нет-нет… Я — немец. Мои родители были немецкими коммунистами… Просто я в семидесятых в Тбилиси проработал шесть лет… Чтоб язык не забывать, говорю с Сихарулидзе на грузинском…Главврач торопливо объяснял, не сводя глаз со сверкающей стали ножа.— Я тоже в Тбилиси был, — поведал капитан. — Правда, несколько дней… — помахал ножом. — Трофей, — пояснил. — В полсекунды отрезает голову… Барану…Теперь главврач поглядел на шрам капитана не вскользь, а взглядом все понимающего, бывалого человека.— Прощайте, гражданин психиатр!— Я — товарищ, — буркнул под нос главврач. — И тоже воевал…Капитан сунул нож в сапог, а старый сын немецких коммунистов еще долго прислушивался к наступившей тишине. Ему казалось, что капитан, сообщивший по рации: «Бехтерев, Бехтерев, я — Фрейд, через минуту в шестом», — вовсе не ушел, а стоит сейчас за дверью с оголенным ножом и поджидает его, чтобы отрезать голову, как барану.Главврач и раньше отмечал у себя симптомы мании преследования. Или это старческие мании?.. На покой…То, что происходило в тринадцатом боксе, более напоминало не задержание, а бой раненного зверя с людьми.Когда лысому попытались завести руки за спину, чтобы защелкнуть на них наручники, он неожиданно дернул плечами, да так, что стокилограммовый омоновец отлетел к стене. Благо, она была обтянута мягким спецматериалом, иначе бы голову отбил.— На хрена рубаху развязали! — заорал капитан. — Синицын, Пробкин, Выхин — в бокс!За тем, как лысый в одно движение сломал Синицину руку, а Пробкина столкнул лбом об лоб с Выхиным, тем самым обоих выведя из строя, наблюдал профессор Фишин. Глядя на схватку, он безо всякой тщеславной мысли отмечал, насколько точна его монография.— Все назад! — приказал капитан.Увечные отшатнулись, омоновец вытащил из подмышечной кобуры короткоствольный пистолет и, почти не целясь, дважды выстрелил резиновыми пулями лысому в лоб.Лысого качнуло из стороны в сторону, и прежде, чем он упал, капитану показалось, что глаза придурка засветились, словно фонарики. Он подумал, что надо скорее валить из психушки, а то, не ровен час, сам двинешься!..Ехали обратно молча. Лишь стонали раненые. Главврач, правда, предлагал оказать омоновцам медицинскую помощь, но капитан от греха подальше отказался, опасаясь за психическое здоровье своих бойцов.На заднем сидении автобуса был уложен куль со спеленатым по рукам и ногам лысым преступником. Он пришел в себя и смотрел тоскливо черными глазами в потолок автобуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75