Выдавая Вове за нарисованные продукты настоящие, Зюкина прошипела:— Ты, Володечка, в следующий раз красками поработай! Ты очень хорошо цвет чувствуешь! Ступай, милый, и трудись!На прощание Зинка перегнулась через прилавок и поинтересовалась:— Может быть, ты меня хочешь?На что Вова ответил просто:— Я человечину не ем…После этого Зюкина решилась на повторную попытку убийства художника Рыбакова.Под покровом ночи продавщица поскреблась в квартиру Вовы.Он сначала думал, что мыши, но здесь по дерматину двери активно постучали.«Кто это может быть?» — подумал Рыбаков, но, оставив свои печальные исследования кленового листа, подался открывать.На пороге стояла она, Зюкина, вся нафуфыренная, пахнущая кондитерской фабрикой, с золотой улыбкой и полными сумками всякой еды и выпивки.— Ну, здравствуй, Вовчик! — хихикнула она. — Здравствуй, сладенький!Он посторонился, и Зинка по-хозяйски вошла в жилище.— Ты, наверное, голодный, сладенький?Ну, и начала на стол метать всякую жрачку, с обильной выпивкой, от которой у Вовы, конечно, слюна во рту не удержалась и потекла на измазанную краской майку. * * * Тут Зюкина коротко поглядела на стену с ангелами и чуть было чувств не лишилась. Она схватилась рукой за сердце и пошла спиной в противоположную сторону.Вова скромно потупил глаза, чувствуя, что, действительно, создал свое лучшее, а она вдруг закричала:— Что ж ты, мерзавец, на обоях намалевал! Да как же я…Она осеклась и села прямо на пол.Слово «мерзавец» Вова истолковал, как крайнюю похвалу. Есть такие люди, которые говорят в подобных случаях: «Ай, да Плюшкин! Ай, да сукин сын!»Он еще больше заулыбался и тихо ответил:— Знаешь, снизошло… Бывает…Теперь Зюкина знала наверняка, что убьет дурака сегодня. Если мелькали ранее сомнения, то сейчас она была бой-бабой, нашла в себе силы, откупорила 0,75 «Московской», взяла стакан и налила до краев.— Пей, волшебник! — протянула руку с посудой, чуть пролила, и несколько капель потекли по ее пухлой руке.Вова принял, сетуя, что посуда единственная, есть, правда, другая — фужер хрустальный, но он с трещиной, а это — плохая примета.— Пей, любезный, — подбодрила Зинка. — Я уж после…— Ну, хорошо тогда… Я поехал…Он держал наполненный до краев стакан двумя пальцами, и Зюкина удивлялась, как тот не выскользнет, так как остальные части Вовиного тела потрясывало заметно.— Ух!.. — утерся художник рукавом.— Угощайся, родной!Зюкина подвинула ближе к Вове упаковочную бумажку, на которой имелись и селедочка, и колбаска, и кусок вафельного торта…Пока творец закусывал, она по-мужски плеснула себе, коротко выдохнула носом и выпила стакан в два глотка.— О! — только и выговорил Вова.— А ты как думал! — хмыкнула Зинка, чей желудок омыло горячим приливом. В глазах бабы заблестело, она взяла с бумажки торт и громко хрустнула вафлями. — А чего у тебя окно открыто? — поинтересовалась, слизывая с губ вместе с красной помадой шоколад.— Да так, — застеснялся Рыбаков, вспоминая непристойные жесты.— На звезды смотрел? — криво улыбнулась Зюкина, наливая Вове опять до краев.— Ага…Он кивнул и вновь взялся за стекло двумя перстами… Водка маленьким водопадиком, весело журча, прокатилась по кишочкам и стекла в одно озерцо, которое быстро всасывалось в кровь… Куснул от селедки хвост вместе с костями. Заулыбался от прилива настроения и от того, что благодетельница Зинка вдруг щипнула его за ягодицу. Было стеснительно, но вместе с тем возникло некое старое и забытое ощущение. Так плоть вспоминает вместо ударов плетью поглаживание нежной руки.Вова хихикнул и даже отодвинулся, совсем не желая вспоминать. Плеть для него была привычнее, а потому, чтобы сгладить свое волнение, он теперь сам глотнул «Московской» прямо из горла и так широко улыбнулся Зюкиной, что та подивилась зубам гения, будто на выставку чудес стамоталогии попала. У этого бомжары были все зубы на месте. Мало того, белизна их, крупных, с зубчиками на кончиках, как у детишек, просто слепила. Зинка от удивления открыла свой рот и заблестела в ответ золотом.— Покажи мне звезды! — жарко попросила она. — Где Венера?— Я не знаю звезд, — испугался Вова.— Тогда я тебе покажу!Зюкина подтащила Рыбакова к окну и стала тыкать пальцем в небо наугад.— Это — Большая медведица! — она клонила пьяненького художника к подоконнику. — Это — Млечная дорога, это — просто Луна!.. Видишь?— Нет, — признался Вова, не в силах распрямиться под тяжестью Зинкиной руки.— Не видишь? — вскричала она.— Нет… — подтвердил он.— Тогда давай, вали в небо! Там разглядишь!Зюкина взяла одной рукой Вову за шиворот, другой за ягодицы в растянутых трениках, раскачала его на счет раз-два-три и выкинула гения из окна в небо.Не дожидаясь звука упавшего тела, продавщица кинулась к стене и ножом стала снимать обои с ангелом. Фактура отваливалась легко, как во всех новостройках обои клеили на слюну, но Зинка чувствовала, что времени хватит только на одного крылатого, выбрала, конечно, мужика, на хрена ей баба, и работала, работала, капая потом на пол…Конечно, она не видела, как прозрачная сущность второго, или второй, отделилась от стены, вылетела в ночное окно, быстро нагнала падающего Вову, подхватила своего создателя на руки и медленно опустила пьяное тело в траву неповрежденным. Потом сущность вернулась в рукотворный образ и почти до самого утра наблюдала за тем, как Зюкина сантиметр за сантиметром ворует ангела… * * * Вова, светлая душа, проснулся с утреца в росистой травке, подумал, что в детстве его душа находится, и принялся ползать на карачках, пытаясь отыскать волшебный мешок.Его, конечно, погнала дворничиха, но не слишком грубо, а так, слегка метлой по заду, чтобы очухался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75