Затем пацаны привыкали к жиртресту и только делали вид, что пугаются его моргал.
Тем более скорченной физиономии не испугались и Мыкин с Митрохиным.
— Я тебе это сказал! — уточнил Мыкин. — Тебе, жирная харя! И не вращай своими свиными глазками, не напугаешь!
— Да ты что!.. — взвизгнул Огрызов. — Да я сейчас!..
Старшина схватился за свой круп, к которому была прикреплена кобура с оружием, нервно задергал замком, пока наконец пистолет не оказался в его руке, направленный на Мыкина.
— А ну, встать! — приказал Огрызов.
— Счас! — скривился Мыкин, сделал глубокую затяжку травкой и пустил пахучее кольцо к потолку.
— Ты лучше проваливай подобру! — посоветовал Митрохин. — Не любим мы тебя! И пиво на шару не получишь!
Огрызова трясло. Трясло и руку с пистолетом.
— Встать, кому сказал! — прокричал он истошно. — Обоих постреляю, гады!
— Ну, гнида! — отозвался тепловик и лениво сполз с трубы.
Он медленно подошел к старшине, уперевшись в дуло пистолета грудью.
— Давай стреляй, окорок тухлый! Чего медлишь!
— Лучше отойди! — нервно предупредил Огрызов.
— А ты не пугай! Мы тебя давно знаем, давно тобою пуганные! Не припоминаешь? — Мыкин повернул лицо в фас. — Напрягись!
Старшина сузил глаза.
— Лет пятнадцать назад! — уточнил Митрохин, туша докуренную папиросу с анашой. — Это мы тебе тогда пердунчик подложили! Припоминаешь?!.
Через секунду было ясно, что Огрызов вспомнил.
С того момента в Ленинской комнате Вася Огрызов остался старшиной навсегда, безо всякой надежды на прапорщика. Было такое мнение у командования — пердунов не повышать в звании. Он все вспомнил, и обида подкатила к глазам океаном. Его толстый палец затрепетал на курке табельного оружия, и Мыкин каким-то шестым чувством уловил смертельный миг, нагнулся, пропуская кусок свинца у себя над головой. Но уже через мгновение разогнулся и коленом нанес непоправимый удар в пах Васи Огрызова, так что тот рухнул, словно заколотая свинья, и завозился, закорчился на полу.
Мыкин, осознав, что его только что чуть было не убили, утерял над собой контроль и стал наносить один за другим удары кирзовыми сапогами в область головы старшины. Он бил долго и точно. Если бы Митрохина спросили, делал ли Мыкин это с удовольствием, то Митрохин бы искренне ответил, что нет! Нет, нет и нет! Тепловик просто защищался, стараясь нейтрализовать врага.
Сапоги работали еще минут пять, пока Вася Огрызов, сорокапятилетний мужик, не пролепетал расплющенным ртом: «Не надо больше!» И тотчас Мыкин прекратил избиение.
Он вернулся на трубу и лег на нее, шумно дыша.
— Скандал будет! — предупредил Митрохин.
— Чхать!
— А ведь он чуть было тебя не замочил! — хмыкнул друг.
— Эй! — крикнул тепловик в сторону валяющегося старшины. — Пивка налить?
Он не издевался, его злость прошла, и скажи Огрызов «да», он бы плеснул ему в кружку до краев, да и воблы бы отломил. Но Вася не отзывался.
— Гордый, — откомментировал Митрохин.
— Да хрен с ним, пусть отлеживается.
Друзья заговорили о чем-то незначащем и болтали так с полчаса, пока пиво не кончилось. Оба помочились тут же, зайдя за трубы.
— Спать охота! — Митрохин зевнул так широко, что Мыкину показалось, будто он разглядел через открытую глотку подельщика его сердце.
— Можем часок до развода, — согласился Мыкин и тоже зевнул.
— А с этим что?
— И он с нами поспит.
Мыкин подошел к развалившемуся Огрызову и нежно потеребил его плечо мыском сапога. Голова Васи от этого движения качнулась и перевалилась с затылка на щеку. Глаза старшины были широко открыты, и столько мути в них было, что тепловик тотчас понял: он имеет дело с законченным трупом.
— Все!
— Чего — «все»? — не понял Митрохин.
— Убил.
— Кого?
— Огрызова! — заорал Мыкин. — Дурак, что ли!!!
Митрохин соскочил с трубы, подбежал к жирной туше старшины и склонился над ним.
— Мертвый.
— Ах ты, черт тебя дери!!! — сдавленно кричал Мыкин. — Да что же это такое происходит! Ведь не хотел я его! За что?!!
— Самооборона! — спокойно заключил Митрохин. — Вон и след от пули! Да и мотив имеется — старая вражда!
— О Господи! — причитал Мыкин. — Не хотел убивать!
— Не хотел, не хотел, верю! Самооборона!
— Да какая самооборона! Начнут проверять, все поднимут! Тут-то нас и повяжут по полной программе! И за Ильясова, и за нападение на мента при исполнении! — Мыкин терял самообладание. — Все, вышак!
Он сел на трубу и уткнул лицо в ладони. На секунду Митрохину показалось, что его друг плачет.
— А мы его в печку!
— Что?
Мыкин отлепил руки от потного лица и почавкал языком.
— В печку, — повторил Митрохин. — И дело с концом! Тяга хорошая, пряжку расплавит, следов не оставит!
— Да ты что!
— А что, под вышку идти?
Мыкин постоял пять секунд, соображая, затем просветлел лицом, сделал большой шаг, наклонился над телом Огрызова и ухватил труп за ноги.
— Хватайся!
Митрохин согласно кивнул и взял Васю за руки.
— Раз-два, подняли!
— Во хряк! — сдавленно прошипел Митрохин. — Сейчас газы пущу!
Они засеменили к печке, краснея лицами от непосильной ноши, напрягаясь из последних сил.
— Скотина! — выругался Митрохин, когда они бросили тело возле печи. — Тварь! — и ударил ногой в живот.
— Зачем ты мертвого?!.
— Да сил с ним никаких нет!
— Подонок ты! — кинул Мыкин.
Митрохин побледнел.
— Ты меня!.. Я тебя покрываю, а ты меня!..
— Чего ты труп-то!
— А когда ты его живого до смерти! Это как?!.
— В аффекте! Самооборона!..
Друзья смотрели с ненавистью, готовые броситься друг на друга и рвать, и кусать, и бить…
— Стоп! — поднял руки Митрохин. — Потом рожи набьем! Сейчас надо дело доделать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110