— донеслось от окна уверенно. — Я полковник! Во-вторых, у меня нет слоновьего яйца, а простой аппендицит, а в-третьих, если вы, капитан, будете мешать спать своим идиотским смехом, то я вам самолично дам в морду!
— Да пошел ты! — не испугался кандидат в Книгу рекордов Гиннесса. — Ишь, напугал, полковник!.. Меня сам генерал привилегирует здесь, так что полковник может живо превратиться в лейтенанта.
Тут Синичкин, конечно, хватил, что быстро понял, так как с постели у окна поднялась крепкая фигура и молчаливо направилась к его кроватям.
Володя здорово испугался и на весь госпиталь позвал:
— Петровна! Петровна-а!
Полковник прервал свое нашествие и остановился посреди палаты, освещенный луной: он напоминал вурдалака из иностранного фильма, напоровшегося на испуганного героя, вооруженного осиновым колом.
— Чего орешь, умалишенный!
— Позовите Петровну-у! — продолжал взывать Синичкин.
— Чего орешь, спрашиваю?! — занервничал офицер.
В коридоре послышались шаги, и полковник, словно мальчишка, запрыгал к своей кровати, держась за прооперированный бок, и спрятался под одеяло по самые глаза.
В палате появилась старушечья фигура в сопровождении двух здоровенных санитаров, оставшихся в дверях. Согбенная, она быстро прошаркала к кроватям Синичкина и задушевно поинтересовалась, чего причитает сердешный, чего взывает к ее немощной помощи?
— Обижают меня здесь! — пожаловался Володя. — Нервно напрягают и психологически давят! А мне на рекорд!
— Кто, милый?
— Полковник.
— Тот, что у окна?
— Ага.
— Так мы ему сейчас сульфазинчик вколем, чтобы не бушевал. А затем в психиатрическое. Здесь не министерство!
Полковник знал, что такое сульфазин, а потому попросту сказал:
— Не надо сульфазинчик!
— Хорошо… — прошептала старушка и погладила своего защитника по голове.
— Спи спокойно, милый.
И Синичкин заснул.
С ним случилось приятное забытье, какое происходит лишь с теми, у кого впереди сплошь счастливое будущее. Ему снились прекрасные рыбки в чудесных водоемах и маленькие птички, порхающие по деревьям с райскими плодами; снилась Анна Карловна, еще совсем молоденькая, с крепким задиком и вздернутой грудкой…
Капитан улыбался во сне, а под утро, часам к пяти, его разбудила ужасная боль и смертельный холод, разлившийся по распухшим ногам.
— Ах, опять! — простонал участковый, трогая снежную корку, и заскулил от боли в голос.
Снова появилась Петровна, а еще через некоторое время и.о.
— Отнесите меня на крышу! — попросил Синичкин.
— На какую крышу? — удивился ассистент.
— На госпитальную.
— Какого черта!
— Умираю-ю!
— Ишь, страдалец! — сокрушалась Петровна. — Как мучается…
— Хочу к небу поближе! — взмолился Володя.
— Да отнесите его на крышу! — пробасил разбуженный полковник, очень желавший, чтобы капитан был не только поближе к небу, но и вовсе переселился на него.
— На крышу так на крышу! — неожиданно согласился ассистент.
Синичкина подхватили санитары, переложили на каталку и повезли к грузовому лифту, который и доставил капитана на крышу.
Видимо, в природе холодало и земля отдавала небу последнее свое тепло. Все пространство заволокло туманом, так что не было видно ни зги.
Что я делаю? — опять спросил себя бывший ассистент, безуспешно вглядываясь в непроглядный туман.
А в это время Володя Синичкин сбросил с себя одеяла и выставил свои гиперноги в пространство, смешивая их белизну с молочностью тумана. Что-то надорвалось на его коже, и если бы он мог видеть сквозь туман, то наверняка заметил бы, как из его ноги вылупилась крошечная птичка, с пчелку, может быть колибри, которая уверенно вспорхнула в густом тумане и полетела в холодную тьму.
Капитан милиции Володя Синичкин вновь родил.
— Все, — сказал он устало, и его отвезли на место.
Оставшееся до утра время с ним провела Петровна, сидя на стульчике, изредка клюя носом, но все-таки верная своему медицинскому долгу.
А на утреннем обходе все заметили, что ноги капитана опять похудели и об установлении рекорда и думать нечего.
— Более мы вас в наш госпиталь не примем! — жестко сказал и.о. главврача.
— Мало того, я буду ходатайствовать, чтобы вас наказали за мистификации и понизили в звании. А теперь одевайтесь и проваливайте из учреждения вместе со своей Петровной!
Синичкин был унижен и раздавлен. Он вышел из дверей госпиталя вместе с нянечкой, которая пыталась взять его под руку, чтобы не поскользнуться, но капитан грубо оттолкнул ее руку:
— Да подите вы!
Петровна отшатнулась и как бы стала сразу вдвое меньше. Она поглядела на участкового глазами, полными слез, а потом, опустив голову, повязанную простым платком, побрела в какую-то свою сторону, краем которой была приближающаяся смерть.
Они, персонал, не потрудились даже вызвать его жену! Ему пришлось ковылять к проезжей части и ловить такси.
— Ну ты и жирен, братец! — оскалился таксист, сам не худой, когда Синичкин с трудом втиснулся на заднее сиденье в полулежачем состоянии.
— Езжай и молчи!
— А чего так грубо? — обиделся водитель.
— Не разговаривай! — рявкнул участковый и сунул таксисту под нос милиционерский документ.
— И что, платить не будете?
— Платить буду, — вздохнул капитан.
— И то ладно…
Наутро Синичкин вновь вышел на работу и первым делом узнал от Погосяна, что кровь, щедро разлитая по квартире пропавшего татарина, совпадает по всем показателям с куском уха, стопой ноги и бордовыми каплями на одежде.
— Я был в этом уверен! — воскликнул он.
— Молодца! — похвалил майор. — Теперь найди мне Ильясова или его убийцу.
— Необходимо прочесать дно карьера!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110