как в психотерапии,-начиная с установления контакта с боль-
ным, в процессе проведения лечения и достижения терапевти-
ческих результатов.
Не претендуя на обсуждение всех этих вопросов, позволим
себе остановиться лишь на некоторых из них.
Первый вопрос, возникающий при встрече психотерапевта с
больным, касается согласия последнего на проведение психоте-
рапии, в особенности когда речь идет о его участии в занятиях
психотерапевтической группы. Как замечают К. Hock и W. Konig
(1976), лечение методами психотерапии не назначается-о нем.
договариваются.
Больной редко соглашается на признание определяющей-
роли психических факторов в развитии его заболевания. Это-
относится к значительной части больных-самолюбивых
скрытных, не склонных делиться с врачом, тем более с группой
пациентов, своими переживаниями, нередко считающих это
ненужным и уверяющих, что в их жизни все обстоит вполне
благополучно. Ведущей при этом является установка (в изве-
стной мере защитная) на фармакотерапию и другие биологи-
ческие средства лечения.
Возможно, здесь играет роль тот факт, что пациентам, в за-
болевании которых усматривается заметная роль психогенных
факторов, нередко приписывают чувство вины за свою болезнь,
что выражается, в частности, в особых условиях их лечения
в современных клиниках (требования активного участия в са-
мообслуживании, в трудовой терапии и пр. при том, что лечеб-
ная направленность этих условий не всегда достаточно убеди-
тельна для больного).
Уместно вспомнить замечание Н. Enke (1967) о том, что
больной относительно редко готов принять психогенную при-
роду своего заболевания; он признает это скорее косвенно, са-
мим фактом согласия пройти курс психотерапии. Однако и в
случае, когда больной не отрицает значения психотравмирую-
Щих влияний в развитии его болезни, признание им собствен-
ной роли в ее возникновении носит весьма ограниченный харак-
тер. Сопротивление психотерапевтическому контакту и отрица-
ние психических конфликтов связаны с формированием в со-
знании больного более престижной в социальном плане био-
логической концепции болезни. Сами психотравмы при этом
выступают как одна из многих возможных и равноценных эк-
зогений, нарушающих гомеостаз. Более того, в основе концеп-
ции болезни у многих пациентов лежит следующая мысль:
;я являюсь таким, каким меня сделали причинные и предраспо-
-лагающие моменты этиопатогенеза, я лишь пассивный про-
дукт воздействующих на меня факторов, игрушка в руках объ-
.ективных обстоятельств, которые на меня повлияли [Seidel К.,
:Sze\vczyk Н., 1977].
Поэтому, хотя и не следует [Dobias J., 1975], как это де-
-лается в некоторых школах с экзистенциальной ориентацией,
приписывать больному с психогенным расстройством чувство
вины или обязанности перед обществом, вполне уместно требо-
вать от него различной степени участия в лечебном процессе;
.лучшего понимания причинных связей между его болезнью,
с одной стороны, и жизненными ситуациями-с другой, осо-
знания собственной роли в генезе болезни.
Возрастание роли пациента в психотерапевтическом про-
цессе и в целом в лечении (особенно при заболеваниях так на-
зываемой функциональной природы) хорошо передано в обра-
.щении к пациенту, поступающему в речевую специализирован-
ную клинику одного из американских колледжей, выдержка из
которого приводится ниже: <Пациент, попав в речевую клини-
ку, проходит сначала период замешательства и растерянности.
Обычно он желает обрести свободу речи немедленно, не пони-
мая, что речевой дефект, развивавшийся годами, не может быть
устранен сразу же. Он ищет способа тотчас же говорить, не
заикаясь, нередко он может принять любой трюк за панацею.
Он хочет, чтобы кто-то исцелил его и сделал это как можно
быстрее. Эти желания вполне естественны, но абсолютно на-
прасны. Никто не сделает за него эту работу. В клинике ему
многое могут показать, могут указать ему путь, предоставить
руководство и поддержку, но справиться с заиканием может
только он сам. Эта ответственность лежит на нем и только на
нем> [Van Ripes С., 1972].
Требование к больному активно участвовать в лечении, вы-
.работка у него прочной мотивации на партнерство в лечебном
процессе [М. М. Кабанов, 1978] приобретают важнейшее зна-
чение в разных областях медицины, учитывая те изменения,
которые произошли и продолжают происходить в этой области
социальной практики человека. Если сравнительно недавно,
скажем, в начале века, на первом месте среди заболеваемости
населения уверенно значились общие инфекции, то сегодня
сдвиг идет в сторону психосоматической патологии. К сожале-
нию, никто еще не может уверенно сказать, что он знает меха-
низмы развития ишемической болезни сердца или других <бо-
.лезней цивилизации>. Ясно, что особенностью этих заболеваний
.является сочетание в их механизмах биологических, психологи-
ческих и социальных факторов, что не прослеживалось в такой
мере, скажем, при дифтерии-заболевании инфекционной при-
,роды. Когда же мы говорим о гипертонической болезни, то не-
изменно соотносим и начало болезни, и течение ее с жиз-
ненным стрессом, ситуациями нервно-психического перена-
пряжения. Длительное хроническое течение этих болезней, как
правило, имеет несколько последствий. Одно из них - невро-
тические расстройства, которые почти неизменно становятся.
спутниками болезни. Именно эти два обстоятельства (патоло-
гия сложна по структуре и являет собой сочетание биологиче-
ских, психологических и социальных факторов, и социальные-
и психологические факторы часто обусловливают невротиче-
ские нарушения) в значительной степени изменили взаимоотно-
шения между больным и врачом, в том числе в этико-деонтоло-
гическом аспекте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131