У.: Ты глуп, ты мог бы сделать хорошие деньги.
Н.: Я погряз бы в канцелярской волоките, я стал бы
промышленником, я потерял бы свою свободу. Нет, сэр.
У.: В твоем мусорном ведре еще есть изобретения?
Н.: Да, одно хорошее, но оно не может получить
патент.
У.: Это что?
Н.: Аквафильтр.

У.: Это не мое изобретение. Аквафильтры существуют
и производятся промышленностью.

Н.: Да, но необходим их определенный запас под
рукой, и они приносят дополнительные хлопоты.

136

У.: А вот эти сигареты. В них есть на кончике фильтра
шарик, который ты раздавливаешь и превращаешь в ак-
вафильтр.

Н.: Уже ближе. Я давно не просматривал рекламу.
Плохо то, что у тебя нет выбора, ты ограничен тем, что
предложено.

У.: Сейчас ты действительно возбуждаешь во мне
любопытство. Что ты изобрел?

Н.: Я изобрел способ, как сделать аквафильтр из
кончика фильтра любых сигарет.
У.; Как ты это делаешь?
Н.: Я вдуваю немного слюны в нее.
У.: Я думал, ты дурачишь меня. Ты - неудачник, и
тем не менее, не боишься нас, насмехаешься над нами.

Н.: Нет, нет, не сейчас. Я допускаю, что мы -
хорошие оппоненты. Когда вы - удачники пытаетесь
контролировать нас запугиванием и угрозами, мы конт-
ролируем вас словами: <Я очень стараюсь, я забыл, я
обедаю>. Ты должен допустить, что неудачник выигрывает
чаще, чем проигрывает.
У.: Итак, что ценного в этом изобретении?
Н.: Я пользуюсь им сам. Не нужно вдувать слишком
много слюны, а то папиросная бумага пропитывается
водой, и вы теряете кончик. Вода охлаждает горячий
воздух, те газы, которые несут наиболее ядовитое веще-
ство. Курение становится умеренным. Попробуй сам.

У.; Зачем об этом беспокоиться? Только перестанешь
курить. Ты говорил, что у тебя больное сердце, и знаешь,
как вредно курение в этом случае.

Н.: Всемо1ущий Боже! Да, мы должны к этому снова
вернуться. Каждая сука, неспособная придумать ничего
лучше, надоедает мне, указывая, что я курю. Нет, я не
говорил, что имею больное сердце. Я сказал, что имел
его. Сейчас мне много лучше.

У.: С чего мы начнем? С курения, если ты полагаешь,
что это будет мне интересно.

Н.: Прекрати ехидничать. Мы сейчас соединимся, что-
бы получить удовольствие от затяжки сигареты, пока
редактор не разделил нас на части.

Когда мы были мальчишками, у нас было секретное
место встречи на заднем дворе. Там мы все курили,

избавляясь от нашего дерьма и провозглашая независи-
мость от взрослых. Тогда мне было восемь. Я перестал
курить до конца войны. Мои друзья безусловно одобряли
мой шаг. Когда наступил мир, нет, когда воцарилось
перемирие, я находился в аду замешательства. Я был
рад, что война закончилась, хотя и был в относительно
благоприятных условиях. Я стал младшим лейтенантом
медицинской службы, и мы, офицеры, ели хорошо, осо-
бенно, во время передышек. Мой капитан-свинья был
алкоголиком. У нас дома были хорошие запасы пале-
стинского вина. Каждый месяц меня посылали в Берлин
за следующей порцией бутылок.

Это выглядит не очень правдоподобно. Ты хочешь
сказать, что должен был преодолевать такое расстояние
от фронта только ради нескольких бутылок вина?

Я действительно, не должен был, но мне
так хотелось. В основном я укладывался в недельный
отпуск. Будучи офицером, я мог приносить немного пищи
в мою страдающую от голода семью по государственной
цене. Как офицер, я путешествовал в мягких вагонах.

Когда после девяти месяцев окопной жизни я первый
раз пришел домой и лег спать, я испугался. Мне пока-
залось, что я провалился сквозь кровать. Она и в самом
деле была мягкая, по сравнению с охапкой соломы, ко-
торой мы пользовались в наводненных крысами окопах.

В другой раз я получил билет в Королевскую оперу
на спектакль <Фигаро>. На меня так подействовала кра-
сота, противостоящая окопной грязи и страданиям, что
я с рыданиями должен был покинуть театр. Это был
один раз из дюжины, когда я был глубоко потрясен
эмоциями.

<Ты говоришь, что был скорее в благоприятных ус-
ловиях во вторую половину войны>.

Дурак. Кровать и прецедент с оперой были задолго
до этого. Они произошли в мой первый отпуск. Я был
еще рядовым первого ранга. После поражения мы мар-
шировали более 20 часов в день, едва ли что-то ели.
Именно тогда я начал курить и не прекращал до сих
пор.

Доктор Лушк, университетский профессор, который
лечил меня двумя годами позже после обострения плев-

138

рита, сказал, что десять сигарет без глубоких затяжек
равны одной с глубокой. Поэтому, потом я редко затя-
гивался полностью.

В 1963 году в Лос-Анжелесе сердце доставило мне
много беспокойства. У меня начались такие мучительные
приступы стенокардии, что я серьезно разработал план
суицида. Доктор Данциг, мой прекрасный отзывчивый и
сердечный кардиолог, обнаружил сердечную компенса-
цию. Лечение лекарствами принесло некоторое улучше-
ние, но мучительная боль оставалась. Но я скорее бы
покончил с собой, чем бросил курить.

состояние сердца. Там было два основных фактора: я
был вне лос-анжелесского смога, и меня лечила Ида
Рольф.

Сейчас я курю непрерывно, особенно, во время семи-
наров, я курю умеренные сигареты, иногда даже <м>,
изготовленные из латука, и редко затягиваюсь. Я знаю,
что однажды избавлюсь от собственного образа и буду
способен отказаться от этой непристойной привычки.
Я знаю, что это - не страх смерти, поскольку я не
забочусь так сильно о жизни. Я знаю, что еще многое
от меня сокрыто за дымовой завесой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167