Я вынул
эти монеты и купил марки для своего красивого бело-
курого христианского друга, надеясь купить его дружбу,
или в знак своей дружбы.

Сколько упреков я получил за эту кражу, и как долго
мне потом пришлось возмещать ее!

Когда кража раскрылась, я в ужасе убежал. Я спал
на лестницах в чужих домах, у меня не было денег.
Потом я посетил каких-то друзей в другом конце Берлина,
получил хорошую еду и деньги на проезд, которые ос-
тавил, чтобы купить хлеба на следующий день.

Потом я рассчитал: по-видимому, <они> думают, что
я покончил жизнь самоубийством, и <они> не пошлют
меня в исправительное заведение, как <они> часто угро-
жали. Может быть, <они> даже обрадуются, что я жив.

Итак, я вернулся и обнаружил их всех в сборе с
сердито сдвинутыми бровями, исключая дядю Евгения,
брата доктора моей сестры, еще одного напыщенного
осла. Приговор моего отца был таков: <Я прощу тебя
(вспомните, он был масоном, а прощение было важной
функцией этой породы, сравни прекрасную арию Моцарта
для баса, любимую песню моего отца: <...Эти священные
комнаты не хранят мести для тебя>), но я никогда не
забуду, что ты сделал>. Лаконично, не так ли?

Мое положение в гимназии уже ухудшилось. У ди-
ректора было польское имя, и, по-видимому, чтобы до-
казать свою арийскую кровь, он был крайне, крайне
националистичен. Школа была новая, и он подобрал пер-

290

сонал, который лучше всего можно описать, перефразируя
Черчилля: <Это редкость, когда столь малое число учи-
телей мучает столь многих детей в течение столь дли-
тельного времени>. Основными принципами были дис-
циплина и антисемитизм.

Я провалился на вступительных экзаменах, и меня
послали к репетитору, которому нравилась моя смышле-
ность и который легко пользовался этим, чтобы разыг-
рывать своего соученика-тупицу. Однажды я наложил в
штаны, когда шел к нему. Хотя мне удалось, в основном,
очиститься в общественном туалете, от меня сильно во-
няло. Преподаватель презрительно фыркал в течение
всего занятия и подозрительно смотрел на соученика.
Я не сказал ему ни слова. Думаю, это был первый акт
моей нечестности. В последующие годы в гимназии я
научился лгать достаточно успешно.

Нас, евреев, в классе было четверо. Крафт стал пси-
хоаналитиком, Шилдкрафт сделал себе имя в кино, а
Холлендер создал много нежных песен для Марлей
Дитрих.

Когда мы получали плохие отметки, наших родителей
извещали. Стоимость почтового отправления не оплачи-
валась. Я оказался между собственной ненавистью к шко-
ле и террором родительской брани, пока не нашел выход:
дождаться почтальона, перехватить школьное письмо и
подделать родительскую расписку.

В конце концов я попался на этом. Мать была бе-
зусловно в отчаянии. Великое честолюбие ее таяло. Я
стал неуправляемым, отрезав веревки в ее комнате. Как-то
убегая от ее тисков, я запер дверь, вдребезги разбил
стекло в ней и строил рожи, получая удовольствие от
ее бессилия достать меня.

В школе я так плохо учился, что остался на второй
год в 7-м классе, вновь провалился на экзамене, и меня
вышвырнули из школы.

В то время в Германии никогда не случалось, чтобы
исключенный из школы смышленый ребенок был виноват
один.

Другим отчисленным был Фердинанд Кнопф, просве-
тивший меня в сексе, которого я легко воспринял в
качестве лидера. Мы никогда не помогали мастурбировать

201

ДРУГ другу, а делали это одновременно, тогда как он
рассказывал о похождениях своей старшей сестры.
Я легко достигал эрекции, но был слишком молод, чтобы
вызывать эякуляцию. Потом произошло посвящение и
совокупление.

Мы купили конфет (каждый шаг был предложен им)
и нашли проститутку, которая, по-видимому, заботилась
о нем. Нам обоим было около 13 лет, но он выглядел
старше.

Мы сели в пригородный поезд до Зеленого Леса,
очень близко от Берлина, Они все время болтали, я был
боязлив и молчалив. В лесу мы договорились не под-
глядывать. Я сдерживал свое любопытство. Потом настала
моя очередь. Девушка скоро пришла в раздражение из-за
моей неспособности достичь оргазма и оттолкнула меня.
Я оглянулся: Фердинанд смотрел. Я почувствовал, что
меня предали.

Вскоре после этого его лидерство сделало для меня
кое-что значительное.

После того, как меня исключили из школы, я стал
учеником торговца мягкими товарами. Я откалывал штуч-
ки над боссом, и меня уволили. Фердинанд, как обычно,
был предприимчив и нашел другую школу, либеральную,
я сдал вступительный экзамен, полюбил немного гума-
нитарно-ориентированных учителей и написал такие хо-
рошие работы, что прошел без устного экзамена.

Это случилось, несмотря на тот факт, что я начал
уже вести двойную жизнь. Или это случилось из-за...???

По пути в Сан-Франциско я остановился в Монтери
на экспертную дискуссию при конгрессе <Транзактный
анализ>. Мне нравится термин <транзакция>, показываю-
щий, что при вербальном взаимодействии, действительно,
нечто происходит, нечто большее, чем обмен клише,
больше, чем устный пинг-понг, больше, чем игра <кто
прав?>.

Мне нравится Эрик Берн и особенно Боб Голдинг,
являющийся посредником. У меня был доброжелательный
юный оппонент, который для меня не был парой, я был
разочарован, что Эрик не выступал в качестве моего
противника.

202

На меня всегда действовало подчеркивание Эриком
ролевых игр, однако то, что я увидел в своем оппоненте,
разочаровало. Это не только на самом деле выглядело
частью подхода Фрейда, но и отрицало заявление самого
Эрика Берна, что мы играем роли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167