..
Первым сегодня был тщедушный мужичонка с болезненно бледной кожей и
ускользающим взглядом выцветших глаз: уличный торговец всякой
галантерейной мелочью, - по кличке Гнилушка. Здоровенный откормленный
монах, с изрытым оспой дряблым и тупым лицом похожим на плохо прожаренный
блин, почти впихнул мужичонку в "Исповедальню" и замер за его спиной серой
глыбой.
"Только бы не били... Только бы не били... Только бы не..." - с
упорством заевшей граммофонной пластинки, без всяких эмоций
"прокручивалась" единственная мысль в мозгу убогого человечка.
"КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?" - "спросил" Бернар, тщетно пытаясь поймать
ускользающий взгляд этого не лучшего представителя человечьей породы.
- Гнилушкой меня кличут, - прошептал в конец растерявшийся мужичонка
и "пожевал" пересохшими губами.
"Я СПРАШИВАЮ ИМЯ, А НЕ КЛИЧКУ!"
- Имя?
"ДА."
- Нет у меня имени...
"ВСПОМИНАЙ!"
- Нет у меня...
"ИМЯ?!!" Мужичонка затрясся, казалось ноги его сейчас подогнутся, и
он брякнется на сырой грязный пол.
"ИМЯ?"
- Карл Стрелецки... - в горле у мужичонки что-то булькнуло.
"ВОТ И ПРЕКРАСНО. А ТЕПЕРЬ ПОЙДЕМ ДАЛЬШЕ..."
Бернар лишь слегка напрягся, разрывая слабенькую преграду своим
тренированным сознанием, превращая во прах несуразную толстую скорлупу,
под которой заживо было похоронено "Я" этого жалкого грязного маленького
человечка.
Карл Стрелецки рухнул таки на колени. Из его бесцветных водянистых
глаз потекли мутные слезы и прожгли на нечистом лице две светлые борозды.
Вдруг его всего передернуло и он чужим хриплым голосом завыл:
- Имя?! Имя мое просто символ. Не востребованный жизнью символ.
Нонсенс! Дырка от бублика. Все что осталось от Жизни, когда самой Жизни
уже нет, а возможно и не было никогда. Ибо скотское существование нельзя
назвать жизнью и Жизнь не есть скотское существование...
Монах-стенограф, в нише, еле успевал записывать, его остренький
профиль, угадываемый в полумраке делал сходство с огромной серой крысой
просто мистическим.
Карл Стрелецки забился на покрытых плесенью щербатых каменных плитах
и на его губах показалась пена...
- Гиены, пожирающие не плоть, - но дух! Мясники, вспарывающие разум
словно бычьи туши... Гонители Скверны... Апологеты Единообразия... Серые
крысы... Если разум стерилен это еще не значит, что руки не обагрены
кровью...
Бернар на мгновение "ослеп" от взметнувшейся эмоциональной бури,
которую никак невозможно было предугадать в этом жалком измученном
существе, распластанном на заплеванном истоптанном полу.
Лишь монах-конвоир застыл в тупом ожидании, и в его остекленевших
глазах отражались только равнодушные стены в грязных потеках.
- Молох!!! Сатурн пожирающий... Клеймо... Разум и кровь... Не
смыть... Скорпионы в кольце огненном... - Стрелецки забился и захрипел, а
монах-конвоир равнодушно спросил:
- Убрать?
Бернар молча кивнул и как слепой, неуверенными шагами подошел к нише
стенографа. Крысоподобный писец приторно улыбаясь закивал крошечной
головкой. Бернар попытался настроиться на едва уловимый ручеек убогих
мыслишек, но почти ничего не ощутил кроме желания сожрать одну, нет две,
нет три миски монастырской похлебки.
- Вы свободны, - тихо процедил Бернар. - Нет. Бумаги оставьте.
- Но...
- Я сказал - оставьте!
Монах покорно склонил голову, а Бернар устало подумал:
"Все равно донесет, гнида...
Монах похоже что-то почуял, потому что сжался и поспешно юркнул к
выходу.

- НЕ МОГУ!!! - крик увяз в сыром плотном воздухе.
- НЕ МОГУ!!! - прохрипел Бернар снова и вложив в удар всю силу
грохнул кулаком о стену. Жгучая саднящая боль в разбитых костяшках
отрезвила. Бернар провел по лицу распухшими пальцами, перемешивая пот и
кровь. Решение давно подспудно вызревавшее, гонимое, пугающие, прорвало
запреты и лопнуло, как гнойник, оформившись словесно и излившись глухим
рычанием:
- Я убью его... Я УБЬЮ его! Я убью ЕГО!!!
Соскальзывая скрюченными пальцами по стене и оставляя на ней кровавый
след, Бернар безвольно опустился на колени и, привалившись лицом к
равнодушным холодным сырым камням, застыл с широко распахнутыми ничего не
видящими глазами.
Оцепенение продолжалось не долго. Тяжело опираясь на менее
искалеченную руку, Бернар медленно встал, пошатываясь прошел в нишу писца
и пачкая кровью темные, отполированные локтями сотен писцов доски стола,
сгреб стенограмму допроса и засунул бумаги за пазуху.
Бернар еще как пес зализывал свои раны, когда дверь бесшумно
приоткрылась, и отец Зеро тенью скользнул в Исповедальню, но прежде чем он
притворил дверь за собой, Бернар успел разглядеть в щели мелькнувшую
крошечную крысиную мордочку стенографа.
"Донес таки, змееныш..." - почти беззлобно подумал Бернар.
Отец Зеро бесшумно ступая на своих вечно полусогнутых кривых ножках,
как-то боком подобрался к Бернару и пристально, глядя снизу в верх прямо в
глаза, молча протянул руку.
- Я хотел добавить свои наблюдения, - неприязненно пробормотал
Бернар.
- Зачем? - бесстрастно произнес отец Зеро, не отрывая взгляда
голубеньких, по детски наивных, глаз от беспокойных налитых кровью глаз
Бернара. - Ведь вы действовали согласно стандартному сценарию?
- Да.
- Этого достаточно.
- Но...
- Стенограмму, - холодно потребовал Отец Зеро, и Бернар почувствовал
волну глухой ненависти.
"Хорошо, но это в последний раз.
1 2 3 4 5