Однако
это объяснение маловероятно. Во-первых, вопросы, возникающие от того, что
переживания, не объективные в отношении к внешнему миру, дают объективное
знание о внутреннем мире, слишком сложны и важны для того, чтобы можно было
считать излишним упоминание их. В особенности непростительно было бы
намеренное умолчание о них для Канта, который многими своими выражениями
наводит на мысль, будто бы данные внутреннего опыта вовсе не могут привести
к объективному знанию. Приводя примеры: "комната тепла, сахар сладок, полынь
горька", он прибавляет в примечании: "я сознаюсь, что эти примеры
представляют такие суждения восприятия, которые никогда не могут сделаться
опытными суждениями, даже и через присоединение рассудочного понятия, так
как они относятся только к чувству, которое всякий знает за субъективное и к
объекту не приложимое, и, следовательно, никогда не могут сделаться
объективными"111. Последовательность воспринимаемых частей дома, зависящую
от воли познающего субъекта, он противопоставляет как субъективную
последовательности воспринимаемых положений лодки на реке, ни одним словом
не пытаясь разрешить всех недоумений, вызываемых этим сопоставлением112.
Иногда он прямо говорит об отношении восприятия к субъекту, как с чем-то
противоположном объективности113. Внутреннюю жизнь он нередко характеризует
как "всегда изменчивый поток внутренних явлений" таким тоном, как будто и в
самом деле она не может быть предметом объективного знания114.
Приняв все это в соображение, приходится признать, что Кант в
исследовании понятия объективности действительно чересчур односторонне
сосредоточил свое внимание только на одном из видов объективности, именно на
объективности внешнего опыта, что неминуемо должно было печально отразиться
на ходе его исследования. именно чересчур усложнить содержание понятия
объективности. И в самом деле, как мы уже говорили, Кант отождествляет
объективность знания не просто с предметностью, а с трансцендентальною
предметностью, которая по существу у него не отличается от
транссубъективности. Против этого отождествления ничего нельзя было бы
возразить, если бы Кант ограничился первою половиною его, именно
утверждением, что суждение признается нами объективным тогда, когда связь,
выраженная в нем, относится нами к предмету, т.е. сознается как почерпнутая
из предмета. Нельзя не согласиться с ним, что суждение, имеющее такой
характер, должно быть всеобщим и необходимым: "ибо если одно суждение
согласуется с предметом, то и все суждения о том же предмете, должны
согласоваться между собою, так что объективное значение опытного суждения
есть не что иное, как его необходимая всеобщность"115. Единство предмета
суждения ведет за собою и единство суждений: "ибо на каком основании должны
бы были суждения других необходимо согласоваться с моим, если бы не было
единства в предмете, к которому все они относятся, которому они должны
соответствовать, а поэтому должны также согласоваться и между собою"116.
Отождествляя объективность суждения и всеобщность и необходимость суждения,
Кант вместе с этим делает важное открытие, сильно подкупающее в пользу его
теории даже и тогда, когда он присоединяет к нему свои искусственные
построения. Он замечает, что суждение становится объективным, относится нами
к предмету только в том случае, если к содержанию его присоединяются
некоторые определенные нечувственные элементы: простая ассоциация двух
переживаний в моем сознании, напр., ассоциация представления о солнце,
освещающем камень, с представлением о нагревании камня, не заключает еще в
себе материала для объективного суждения об отношении между солнцем и
камнем117. Из этого ассоциированного материала получится объективное по
отношению к солнцу и камню суждение только в том случае, если, напр., можно
будет сказать, что "солнце согревает камень", т.е. если кроме ассоциации
представлений окажется налицо причинная связь между солнцем и камнем.
Исследуя признаки объективности суждения, т.е. отнесенности его к предмету,
нужно помнить, как уже сказано, что переживания внутреннего опыта могут
служить источником объективных суждений, т.е. суждений, отнесенных к
предмету совершенно так же, как и переживания внешнего опыта. Суждение "гнев
помешал мне действовать обдуманно" имеет такой же объективный характер, как
и суждение "солнце согревает камень" и также относится, сколько бы раз ни
повторял я его, к одному и тому же предмету, именно к процессу моего гнева.
При этом особенно важно отметить, что гнев, служащий предметом моего
объективного суждения, ни в каком смысле этого слова не сводится мною ни к
какому трансцендентальному предмету, равному X, и уж во всяком случае не
есть для меня транссубъективный предмет. Следовательно, утверждая, что
необходимое, т.е. объективное суждение есть всегда суждение, отнесенное к
предмету, никоим образом нельзя еще утверждать, будто всякая предметность
есть отнесенность к какому-то X, лежащему за пределами содержания опыта, или
что она должна быть транссубъективною. Между тем Кант утверждает именно это
и, следовательно, сближает проблему объективности с проблемою
транссубъективной предметности так, что они сливаются в одно целое. В главе
"О синтезе воспризнания в понятии" Кант говорит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134