– Подозрение падает на Жафара, слугу принца. Он – палестинец и наверняка замешан в преступлении, но твердит, что ничего не знает.
– Где он?
– Во дворце своего господина.
Малко резко повернулся к шейху:
– Если Киссинджер будет убит в Кувейте, это станет несмываемым позором для вашей страны. Не забывайте, что он – ваш гость... Может, мы сможем официально допросить Жафара?
Шейх молча созерцал собеседника круглыми глазами.
– Официально... – повторил он как бы про себя.
Взгляд начальника Махабета давил на Малко, словно был чем-то материальным. Он колебался, но, казалось, уже поддавался. Князь понял, что проявленное им мужество произвело на кувейтца большое впечатление. Но все держалось на тоненькой ниточке. Какой-то огонек, одновременно жестокий и веселый, сверкнул в глазах араба. Ведь не зря же кровь десяти поколений бедуинов текла в его жилах!
– Поехали за Жафаром! – с вызовом кинул он. И, высунувшись в дверцу, хрипло пролаял команду.
Тотчас же негры бесшумно скользнули на заднее сиденье «бьюика», отодвинули в сторону золотые автоматы и сложили к ногам свои сабли. Абу Чаржах улыбнулся Малко.
– Эти двое прибыли из Йемена. Я говорю на их диалекте, и они готовы за меня в огонь и в воду. Точно так же, как ваш шофер. Он прибыл из Омана. В полиции служит слишком много пропалестински настроенных людей...
Шейх стал выруливать со двора, за ним следовал «шевроле», а позади – машина, набитая стражниками в штатском, которые стояли во дворе.
– В этих домах никто не живет? – удивился Малко.
– По милости нашего великого эмира, – важно ответствовал Абу Чаржах. – Тут жили ловцы жемчуга. Нынче для них построены за городом великолепные новые дома, а эти оставлены крысам.
«Бьюик» выехал на авеню аль-Халиж аль-Араби и свернул направо. Ведя машину одной рукой, шейх вставил кассету в магнитофон.
* * *
Жафар залпом проглотил стакан виски. Стены заколыхались перед его глазами. Его уже два раза вырвало, но он выпил снова – надо привыкать. Доковыляв до кровати, на которой, скорчившись, сидела девушка, он рванул ее за волосы. Она вскрикнула. Он рванул еще раз, сильнее. Так как Мариетта яростно сопротивлялась, он изо всей силы надавил ей на грудь и стал выворачивать руки. Девушка выскользнула из кровати, пытаясь бежать, но слуга успел ее схватить. Размахнувшись, он ударил ее в лицо, до хруста в костях завернул руки за спину и швырнул на колени. Палестинец использовал передышку, чтобы перевести дыхание. После обеда он непрерывно пил, роясь в «кабинете напитков» с целью что-нибудь украсть. Иностранка и понятия не имела, что принц убит. Полиция ее не допрашивала... Намерение ее изнасиловать пришло к Жафару, когда девушка принимала душ. Все произошло очень быстро. Он овладел ею, еще влажной, прямо на мраморном полу ванной, после чего принялся пить. И пока пил, не отрывал от нее, униженной и недвижной, злобного взгляда. Палестинец упивался своей властью. Дом словно вымер. Повара, узнав об убийстве, попрятались в своих хижинах в глубине парка. Жафар поклялся использовать девку, пока хватит сил. Таким своеобразным способом он боролся против международного сионизма.
Чем больше он пил, тем причудливей становились его видения. Он даже пал перед ней на колени. Белая нежная кожа казалась Жафару сотканной из орхидей, распухшие, заплаканные глаза виделись алмазами. Тело его сотряслось от икоты, и рвота залила ковер. Омерзительный запах тут же вызвал рвоту у Мариетты.
– Убирайся! – взвыла она.
– Собака! – выругался слуга.
Он добрел до кухни и подставил голову под кран с холодной водой. Немного отрезвев, он вновь вцепился в молодую англичанку. Она пыталась вырваться, но палестинец сильной рукой швырнул ее на седло верблюда, столь любимое его покойным хозяином. Вид этого тела, белоснежного, юного, распластанного перед ним, чуть не свел Жафара с ума. Девушка лежала, перегнувшись на седле, лицом вниз, со свисающими до пола волосами. Вдруг она почувствовала жесткие пальцы, которые впились в ее бедра. Боль была так сильна, что Мариетта закричала:
– Грязная свинья! Подонок! Вонючий выродок!
В Европе ей не раз приходилось продавать свое тело. Но не таким дикарям! Покупавшие Мариетту мужчины смотрели на нее как на предмет роскоши. Но не этот! Девушка чувствовала, что он ее ненавидит. Она уперлась руками в стену, пытаясь выпрямиться, но ничего не добилась. Бессильное тело ее обмякло, стало чужим и пассивным... Он взял ее. Еще и еще... и еще раз. Он насиловал Мариетту грубо, стараясь причинить боль, раздирая ее на части! Палестинец давно мечтал именно так овладеть этой высокомерной иностранкой. И вот теперь она извивалась под ним на жестком, шишковатом, выгнутом седле. Но что с ней? Кожа покрылась словно предсмертной испариной, стала скользкой. Разочарованный, он стал шлепать девушку по ягодицам, стараясь привести в чувство. Что же с ней делать?
Неожиданно взгляд его упал на две сабли – семейную реликвию принца Саида, – висевшие на стене. Глаза слуги загорелись зловещим блеском. Он подошел и снял одну. Воровато оглядевшись, Жафар подкрался к обвисшему на седле телу англичанки, поднял саблю и нацелился, чтобы точно опустить ее на шею жертвы.
* * *
Оба черных гиганта бесшумно скользнули в комнату. Они проникли сюда через стеклянную дверь, выходящую в сад, и застыли в неподвижности за спиной палестинца. Белокурые пряди Мариетты повисли, как водоросли, словно безропотно ожидали, когда на них опустится смерть. Негры прыгнули на убийцу в тот самый миг, когда он, размахнувшись, опустил саблю, однако под влиянием толчка она упала криво и не отсекла голову несчастной, а лишь отрезала кусок щеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53