— спросил я, потому что он ожидал какого-то отклика.— Однажды. — Он разжал кулаки; я никогда не слышал столько счастья и тоски, одновременно прозвучавших в единственном слове. — Полная сцепка встречается чрезвычайно редко. Это почти невозможно — не более чем один-два псиона способны на это. Должно получиться редчайшее сочетание высокой возможности и глубочайшей потребности.Он взглянул на меня, и я прочел в его глазах, что мне никогда не удастся достичь подобной сцепки, если только мой разум не перестанет гоняться за своим собственным хвостом.— Я не могу себе представить, что когда-нибудь захочу слиться с кем-нибудь таким образом. — Я отодвинулся подальше от него.Он последовал моему примеру и вздохнул.— Что ж, путешествие в тысячу миль начинается с первого шага!Но на следующие шаги понадобилось еще больше времени. С тех пор как я смог установить контакт, Кортелью принялся обучать меня всему, что помогло бы мне управлять этим умением. Я не понимал, как важны те упражнения, что нам приходилось делать. И после них я все равно не понимал, что со мной происходит.Кортелью утверждал, что мне легче было бы работать со спецами, которые сами не были псионами: их уровень концентрации и контроля находился на столь низком уровне, что любой телепат мог без труда нейтрализовать их. Однако соперничество с другими псионами — это другое дело. Кортелью объяснил, что натренированные телепаты способны создать образ, который затем внедряется в другое сознание, а также обнаруживать в нем нужную информацию, исследовать все его потаенные уголки и возвращаться обратно. Я также узнал, что некоторые телепаты могли охранять этот образ возведением так называемого щита, то есть помещать его в лабиринтах другой информации и образов, или отводить в резерв, чем достигался обманный маневр — пуск разума вторгшегося телепата по ошибочному пути. Большинство псионов лучше защищали себя от чтения своих мыслей, чем обычные люди, потому что отлично контролировали собственный рассудок. Кортелью хотел добиться, чтобы я превзошел его, то есть я должен был отражать его вторжение в мой мозг. Но я не имел контроля над своим разумом, в отличие от него. Я узнал, что если один телепат умеет посылать образы в нужном направлении, а другой — нет, то новичку трудно сохранить тайны, вне зависимости от того, сколько усилий он затрачивает на самозащиту. Чтобы доказать это, Кортелью специально раздражал или злил меня. Я мгновенно забывался, и Кортелью победоносно врывался в мой мозг. Однако он обычно не доходил до самых глубин — это было не нужно. Использование телепатии по-прежнему давалось мне с трудом, а каждое вторжение Кортелью продолжало вызывать во мне бешенство.Иногда казалось, что он атаковал меня просто для самоутверждения. Для такого мягкого материала, как я, он был закаленной сталью.И как я ни старался, мне никак не удавалось обвести его вокруг пальца, и это тормозило все дело.Но, в конце концов, в результате работы с Кортелью я стал настоящим телепатом. Или думал, что стал, даже если никто больше так не считал. Во всяком случае, Гоба заявил, что у него нет времени волноваться по пустякам, когда послал меня на встречу с другими псионами Зибелинга. Глава 3 Псионы сидели на стульях, расставленных кругом в комнате с перламутровыми стенами и кафельным полом; их было человек двенадцать. Окно выходило в небо.Зибелинг стоял посреди комнаты, когда я вошел. Он хмуро посмотрел на меня, как будто я опоздал, и произнес:— Это Кот. Он владеет телепатией.Все замолчали. Я заметил рыжеволосую женщину, ту самую, которую я видел в первый день; она разглядывала меня. Мне не хотелось идти к этим людям, зная, что они обо мне подумают и наверняка поднимут на смех. Какого черта они меня разглядывали? Вдруг я увидел женщину, которая некогда дала мне шарфик. Она тоже глядела на меня, но выражение ее глаз изменилось. Неожиданно я посмотрел на себя как бы со стороны и увидел опрятного, чисто одетого молодого человека в новом комбинезоне. Я больше не грязный оборванец, измазанный красителем. Кроме того, я понял, что сидящие в комнате люди тоже не были знакомы друг с другом.Неожиданно для себя я успокоился, и все встало на свои места.На губах женщины появилась полуулыбка, она потупила глаза. Я прошел в комнату, сел на пустое место, извлек упаковку с камфорой и отправил таблетку в рот. Только сейчас я заметил Кортелью, который сидел среди псионов. Он кивнул мне.Зибелинг заговорил о том, что большинство псионов ощущают страх или стыд оттого, что не осознают свои возможности, а общество их не понимает. Научившись контролировать свой разум так же, как свое тело, псионы могут почувствовать себя такими же нормальными людьми, как все, понять, что быть псионом хорошо и почетно. Он называл способности псионов Даром и убеждал, что это не должно травмировать его обладателей, а, напротив, призвано быть предметом гордости.Научить управлять Даром — цель исследований института. Он произносил свою речь улыбаясь, и слова его были наполнены гордостью и воодушевлением. Я никогда раньше не видел Зибелинга таким — он совершенно преобразился. Я смотрел на лица слушателей, у многих — просветленные.После того как он закончил, мы приступили к новым упражнениям. Зибелинг поставил свечу на стол, повернулся к ней спиной и объявил, что сейчас мы будем использовать Дар, чтобы зажечь ее. Держа в воздухе зажигалку, он чиркнул ее и при помощи телекинеза послал огонь к свече. Пламя прошло мимо него по воздуху, и свеча зажглась. Зибелинг погасил свечу и передал зажигалку той женщине, которая улыбалась мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89