Когда утром взломали дверь его комнаты, он был уже мертв.
– А сын его где-то в море, – заметил мистер Викерс, – и ничего не знает о том, что ему досталось такое огромное состояние. Прямо как в романе.
– Очень рад, что деньги проскочили мимо Фрера, – мрачно отозвался Пайн, упорствуя в своем предубеждении. – Не встречал более неприятной физиономии даже там, среди моих желтых курток.
– Боже мой, доктор Пайн, разве можно так говорить? – воскликнула миссис Викерс.
– Поверьте, мэм, многие арестанты люди из хорошего общества. Среди них, там внизу, есть воры и мошенники, которые вращались в свете.
– Несчастные люди! – воскликнула миссис Викерс и оправила юбки. – Джон, я хочу выйти на палубу.
И все присутствующие встали, как по сигналу.
– Послушайте, Пайн, – сказал капитан Блант, когда они остались вдвоем, – мы с вами вечно встреваем в чужие дела.
– Нет, это женщины на борту вечно путаются под ногами, – ответил Пайн.
– Я надеюсь, доктор, вы шутите, – раздался подле него глубокий нежный голос. Это была Сара Пэрфой.
– А вот это настоящая женщина! – воскликнул Блант. – Мы только что говорили, хм… о ваших глазах.
– Ну и что? – спросила она, глядя на него в упор. – Быть может, они того стоят?
– О да, разумеется! – ответил капитан. – У вас самые красивые глаза на свете и самый прелестный рот… хм…
– Прошу вас, капитан Блант, позвольте мне пройти. И, прежде чем восхищенный капитан успел помешать ей, она скромно удалилась в каюту.
– Недурна штучка, а? – спросил Блант, глядя ей вслед. – Между прочим, девушка с перцем.
Старый Пайн втянул огромную понюшку табаку.
– Девушка с перцем? Вот именно. Послушайте, что я вам скажу, Блант: не знаю, где Викерс ее подцепил, но если бы мне когда-нибудь пришлось с ней столкнуться, я бы скорее доверил свою жизнь самому отчаянному из этих межпалубников, нежели ей.
Блант рассмеялся.
– Не думаю, чтобы она стала долго колебаться перед тем, как зарезать человека, – сказал он, поднимаясь. – Но мне пора на палубу, доктор.
Пайн медленно последовал за ним.
«Я не считаю себя знатоком женщин, – подумал он, – но не ошибусь, если скажу, что у этой девушки есть в прошлом какая-то история. Непостижимо, что могло привести ее на этот корабль в качестве горничной?» Держа трубку в зубах, он направился по опустевшей палубе к главному люку. Обернувшись и увидев, что женщина в белом порхает взад и вперед по корме и что к ней присоединилась некая личность в темном, он пробормотал про себя: «Клянусь, она замышляет что-то недоброе».
В это мгновение его тронул за плечо солдат, только что вынырнувший из люка.
– В чем дело? – спросил Пайн. Солдат вытянулся и отдал честь.
– Простите, доктор, один из арестантов заболел. После обеда ему стало очень плохо, поэтому я решился вас побеспокоить, ваша честь.
– Ну и болван! Что же ты раньше мне не сказал? – выругал его Пайн, который, несмотря на свою грубость, обладал добрым сердцем. Выбив пепел из своей только что выкуренной трубки, он заткнул ее свернутой бумажкой и последовал вниз за солдатом.
Тем временем женщина, являвшаяся предметом подозрений угрюмого доктора, наслаждалась относительной прохладой ночного воздуха. Ее госпожа с дочкой еще не выходили из своей каюты, а мужчины еще не успели докурить вечерние трубки. Тент был убран, звезды сияли в безлунном небе, стража перешла с кормы на шканцы, и Сара Пэрфой прогуливалась взад-вперед по опустевшей корме, оставшись с глазу на глаз с самим капитаном Блантом. Дважды она молча прошла мимо него, а на третий раз капитан, тревожно вглядывавшийся в сумрак, заметил призывный блеск ее больших глаз и подошел к ней.
– Милая девушка, вас не обидело то, что я сказал вам сегодня? – спросил ее капитан.
Она притворилась удивленной:
– О чем вы говорите?
– О том, хм, что я позволил себе некоторую вольность. Признаюсь, это было дерзостью с моей стороны.
– Ну что вы? Разве это дерзость?
– Благодарю за снисходительность! – ответил капитан, несколько смущенный тем, что выказал свою слабость этим признанием.
– Вы могли бы позволить себе вольность только в том случае, если бы я вам это позволила.
– Вы уверены в этом?
– Я прочла это по вашему лицу. Неужели вы думаете, что женщина не может угадать по лицу мужчины, намерен ли он обидеть ее или нет?
– Обидеть вас? Ну, знаете ли…
– Да, обидеть. Капитан Блант, по возрасту вы годитесь мне в отцы, но тем не менее вы можете поцеловать меня, только если я вас сама об этом попрошу.
Блант рассмеялся.
– Это мне нравится: если вы сами меня попросите! О, черноглазая проказница! Ей-богу, я бы не прочь!
– Уверена, что и другие были бы не прочь.
– Например, этот офицерик, не так ли, мисс скромница? Я видел, как он смотрел на вас. Уверен, что он тоже не прочь.
Девушка бросила на него искоса быстрый взгляд.
– Вы говорите о лейтенанте Фрере? Вы что, ревнуете?
– Ревную? Господь с вами! Ведь у этого юнца молоко на губах еще не обсохло. Ревную!
– А я говорю – ревнуете, и ревнуете зря. Он просто болван, хотя и лейтенант.
– Что верно, то верно! Клянусь, вы не ошиблись. Сара Пэрфой засмеялась низким грудным смехом, и от этого смеха пульс Бланта учащенно забился, кровь быстрее заструилась по жилам, так что даже стало покалывать в кончиках пальцев.
– Капитан Блант, вы собираетесь сделать большую глупость.
– Какую? – Он ближе придвинулся к ней и попытался взять ее руку.
– Вам сколько лет?
– Сорок два, если угодно.
– О боже! И вы собираетесь влюбиться в девятнадцатилетнюю девчонку!
– В кого же это?
– В меня! – сказала она, подавая руку и улыбаясь полными алыми губами.
Бизань скрывала их от рулевого, и палубу заливал сумеречный свет тропических звезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176