К ней потом еще долго ходили отцы, чьи семьи погибли, она им,
что могла припомнить, рассказывала... Про жен... Про сыновей и дочек...
- Вот так живешь в Ленинграде и не ведаешь, что смерть тебя ждет в
пучине морской. Правда, тебе грех на судьбу жаловаться, как и отцу твое-
му.
- Не скажи, Валерий. После США отца направили в Австрию. Было такое
главное управление имущества заграницей. По репатриации Советскому Союзу
завод достался, правда, разрушенный взрывом, но отца назначили его ди-
ректором. И вот только в сорок седьмом мы приехали в голодную послевоен-
ную Москву в отпуск. Отец в кадры пришел, о чем-то договаривался, тут
вбегает некто и давай орать матом на кадровиков. Отец ему замечание сде-
лал, уважайте людей, мол. Тот только фамилию у отца спросил и вышел.
Оказалось, что крикун этот - высокий чин в МГБ. Отпуск давно прошел, а
нас обратно в Австрию не пускают. Проверяли по всем линиям. И если бы
отец не был русским и не пролетарско-крестьянского происхождения, поса-
дили бы за милую душу. Так что не знаешь, где поскользнешься, и одно
твое нечаянное слово развернет жизнь твою на сто восемьдесят... Так что
давай-ка по сто пятьдесят, пока есть возможность... За тех, кто в мо-
ре...
Глава двадцать четветая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава двадцать четвертая
Январь выдался тихий, но работы хватало. В основном, за письменным столом -
торгпредство, как и посольство, и аппарат торгового советника готовили отчеты,
Справки и цифры стекались ручейками в отчеты отделов, потом впадали реками в
отчеты организаций, главков, министерств и в конце концов - в океан годового
отчета страны. Упали цены на нефть, и оказалось, что не хватает валюты на
закупку зерна, антиалкогольная кампания заткнула источник "пьяных" денег и
опять опустела казна. Новый год принес крупные реорганизации и большие
перестановки в верхних эшелонах власти, но пока, как в тайге, ветер перемен
гулял по верхушкам, а внизу было тихо. А как сдали отчеты, жизнь пошла совсем
неторопливо.
Мы с Еленой потихоньку осваивались, наладилось и ровнее стало течение
нашего бытия. Основным стержнем его содержания стала для меня выписка.
Только на разглядывание каталогов товаров уходили часы - было такое ощу-
щение, будто попал на склад супер-маркета и, проходя вдоль бесконечных
полок, волен выбирать, что нужно и что нравится. Для себя я решил не ог-
лядываться на цены, а выписывал на отдельный листок все, что мне пригля-
нулось.
Погружение в мир красивых. полезных и удобных вещей привело само со-
бой к тому, что я придумал себе баловство - игру, в которую постепенно
сильно втянулся. Поначалу в воображении явился дом розового кирпича в
тихом центре Москвы - в районе Патриарших прудов или Кутузовского прос-
пекта, а в зеленом дворе дома - гараж, где стоит моя цвета мокрого ас-
фальта "Тойота". У дверей сидит приветливый сторож, который ни в коем
случае не пустит незнакомого человека в чистый и просторный подъезд.
На третьем или пятом этаже - наша с Аленой трехкомнатная квартира с
высокими потолками: гостиная с эркером, спальня и кабинет. Застекленная
лоджия, просторная кухня и холл.
Квартира пуста и пахнет свежей краской. Солнце, пробиваясь сквозь
раздернутые шторы, перемигивается бликами от крытого лаком пола. В ван-
ной - темно-розовый, цвета свежезагорелого тела, кафель, сияние никели-
рованных кранов, зеркало в полстены.
С этих исходных позиций, перелетая из комнаты в комнату, я выбирал
для них интерьер.
Для гостиной - светло-серые обои с белым замысловатым рисунком. На их
нейтральном фоне хорошо смотрятся картины и мебель. В пятиоконном треу-
гольном эркере - стол и стулья с высокими спинками. Вдоль стены - стенка
с баром, стойкой для пластинок, аудиокассет с музыкой и толстых альбо-
мов, чтобы полистать на досуге - та же "Энциклопедия мировой живописи"
Лярусса. Рядом сервант с посудой, хрустальными фужерами и расписными
чайными сервизами.
В углу - икона Николы-чудотворца в белых, шитых черными крестами
одеждах с раскрытым Евангелием в руках: " Отче наш, иже еси на небеси,
да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля твоя."
Православный покровитель всех путешествующих, пишущих и торгующих.
В другом углу современные идолы - телевизор, видеомагнитофон, стерео-
система.
Остальное пространство занял ковер, диваны и кресла, между которыми
катается столик на колесиках со всяческими напитками и соками. Кроме бра
- торшер и хрустальная люстра под высоким потолком.
На стенах - картины.
Белотелая высота Коломенской колокольни ранней весной сквозь жел-
то-зеленый пух первых побегов.
Натюрморт, напоминающий о бренности человеческого бытия - опавший
желтый лист на раскрытой книге с красочной иллюстрацией, спираль ракови-
ны, как спираль развития, сухой бессмертник в вазе, словно расписанной
туманами, бабочка-однодневка и бюстик Шиллера - поэта несбывшихся благо-
родных иллюзий.
Акварельная Москва с темной церквушкой, бульваром и прохожими, идущи-
ми в разные стороны. На эту картину наложился, наплыл, навис над ней жи-
лой многоэтажный дом начала века, еще с трубами, зияющий провалами окон,
и уже, как марево, как грядущее - кремлеподобные пики высотных зданий.
Москва ушедшая, уходящая и та, что тоже когда-то уйдет.
Равнинный простор Средней России, перелесок и стожок -неяркая пронзи-
тельная красота.
Морской пейзаж с дорожкой света, пробившегося сквозь облака на гори-
зонте и отраженного в бегущих серо-зеленых волнах и светлых парусах ко-
рабля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108