Бурые ставни соседнего номера плотно закрыты; нарядно блестел велосипед Лайлы, обрученный с металлической стойкой перил черным тросиком. И почему она так закраснелась, когда увидела Оксану?
Медведев вернулся в номер, и тут же в дверь постучали. Сдерживая улыбку, вошел Джордж. Он осведомился, как идет работа над романом. Медведев, так же сдерживая улыбку, сказал, что плоховато.
-- Ничего, ничего, -- махнул рукой Джордж. -- Скоро пойдет! Эта русская женщина, журналист, тоже пишет?
-- Нет, она отдыхает.
-- О-о, это хорошо, -- сказал Джордж. -- А где она имеет кров?
-- Отель... "Медитерранеан", на набережной.
-- Это хороший отель?
-- Наверное...
-- О, "Медитерранеан", "Медитерранеан"! Это пять звездочек?
Медведев сказал, что не знает, сколько звездочек, и Джордж, подхватив с холодильника карту Родоса, нашел на ее обороте перечень отелей.
-- Да, это пять звездочек! -- возликовал он, словно радовался за Медведева. Но тут же озабоченно сдвинул брови: -- Но это очень дорого! Сорок долларов! Совместно с завтрак?
Медведев кивнул. Оксана говорила, что завтракает в гостинице, там шведский стол.
-- А завтрак хорош?
-- Не знаю. Никогда там не завтракал.
-- А номер хорош?
-- Думаю, да.
Джордж посмотрел недоверчиво и решил сменить тему.
-- Да-да-да, -- рассеянно оглядывая комнату, проговорил он -- Да. У меня тоже плохо едет мой рассказ. Но что делать? Это наша судьба! Не так ли?
Медведев сказал, что так.
-- Завтра хочу гулять в Старый город, -- сказал Джордж. -- Вы бывали с Оксаной в Старом городе?
-- Нет, -- рассеянно сказал Медведев и сдвинул пошире раму окна. Ему хотелось остаться одному. -- Не бывал.
-- О'кей! -- весело сказал Джордж. -- Желаю успеха!
-- Успеха и вам, Джордж!
Медведев вновь оказался возле отеля "Медитерранеан", вновь увидел разъезжающиеся в стороны стеклянные двери, перехватил сдержанную улыбку рослого портье за стойкой в глубине белого зала и различил себя, взмахнувшего Оксане рукой сквозь уже съехавшиеся двери -- она шла по ковру к лифту и чуть обернулась в его сторону: "Звони..." И почему на "ты"? Ему послышалось или это оговорка?
Ее номер был написан на белейшей визитной карточке отеля: "608". Это, надо полагать, шестой этаж.
Славянская бизнес-леди, бывшая учительница музыки по классу фортепиано, похожая на куклу Барби, отдыхает в пятизвездочном отеле...
Медведев лег в постель и стал читать Библию, постоянно ловя себя на том, что думает об Оксане. "Второзаконие", которое вчера показалось ему важнейшим для понимания сути иудейства, вдруг превратилось в пустой набор имен и названий древних городов -- сквозь них он видел ее улыбку, длинные тонкие пальцы с перстнями, слышал ее голос... Медведев видел девочку Ксюшу с синяками от резинового шланга на спине, видел ночной заснеженный сад в деревушке под Прагой и скрипел снегом под окном, за которым Оксана играла на пианино. Ему захотелось немедленно встать с постели и начать тончайшее лирическое повествование -- рассказ или даже повесть.
Медведев закрыл Библию и, скосив глаза, перекрестился на образок Ксении Блаженной. Только бы не наделать глупостей, не упустить роман и не начать волочиться за этой повзрослевшей Барби.
"Нет, меня этим уже не проймешь, -- думал Медведев, раскидываясь под одеялом, -- я не мальчик". И еще он подумал: "Что у нее с мужем -- просто в ссоре или развелись?"
Погасив свет, он решил, что палец о палец не ударит, чтобы произвести на нее особое впечатление. Она состоятельная бизнес-леди -- он писатель. У нее пять магазинов -- у него пять книг прозы. Если он и будет видеться с ней, то лишь для того, чтобы собрать материал для новой вещи. Он не в том возрасте, чтобы распускать хвост перед каждой красоткой.
Засыпая, Медведев вспомнил, что впервые за эти дни не позвонил жене.
Глава 2
Проснулся Медведев в прекрасном настроении. Оно было проникнуто утренним ветерком, запахом моря, шелестом пальмы за открытым окном и ясным ощущением, что здесь, на островке в далеком Эгейском море, с ним должно произойти что-то важное и значительное. Быть может, он напишет прекрасные главы романа, быть может, случится нечто потрясающее... Быть может, ничего не произойдет, но он вернется в мглистый декабрьский Питер с новыми идеями, мыслями, чувствами и сжатый, как пружина.
Он услышал, как под окном зашипела вода, и выглянул. Анатолия, держа в приподнятой руке дымящую сигарету, пыталась другой поливать из шланга пол террасы и одновременно подкрутить кран на трубе. Попытка удалась, но струя воды снесла пустое пластиковое ведро с надгробных камней, прислоненных к стенке флигеля -- их никак не могли забрать археологи, -- и окатила разложенные на могильных плитах половики. Анатолия заворчала, сунула намокшую сигарету в рот, вернула отпрыгнувшее ведро на мраморный постамент, сделала ему внушительный знак рукой -- "стоять!" -- и закрепила шипящий конец шланга на багажнике велосипеда Лайлы.
На террасу, как на сцену, бильярдным шариком выкатился толстячок Ларс, шведский поэт с детской физиономией, и, держа руки за спиной, стал быстро ходить вдоль ограждения, не замечая луж, радужных брызг и Анатолии. Он смотрел в голубое небо и шевелил губами. Анатолия укоризненно покрутила головой -- не бережет человек обувь и светлые брюки, да что с него взять? поэт! -- и ушла на кухню. Ларс замер, склонил лысую, со светлым пушком голову, словно разглядывая свое отражение в луже (казалось, его очки соскользнут с носа-пуговки и повиснут на шнурке), и тут невидимый кий пустил его мечущимся треугольником от борта к борту с выпадением в стукнувшую лузу-дверь, из которой он недавно выкатился.
Медведев позавидовал Ларсу -- вот как надо творить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47