Находись подполковник Ритчи-Хук на каком-нибудь менее радушном приеме, будь на нем форма не алебардистов, а какая-нибудь иная, могло бы показаться, что он, уязвленный бесцеремонным вмешательством миссис Ленард в его речь, всячески стремился поставить ее в затруднительное положение: так пристально он смотрел на нее своим единственным свирепым глазом, так прямо, казалось, были нацелены все его последовавшие затем слова на разрушение надежд и на обострение восприимчивости новобрачной.
— Нас, несомненно, обрадует, что наконец-то я все-таки добился действий от военного министерства. Они признали особую роль алебардистов. Я собственноручно подготовил документ. Он прошел снизу доверху все командные инстанции и возвратился одобренным. Мы — «о.о.о».
— А что это, собственно, значит, объясните нам, пожалуйста, — попросила миссис Ленард.
— Особо опасные операции. Нам дали на вооружение тяжелые пулеметы и минометы; мы никак не входим в организацию дивизии и будем подчиняться непосредственно комитету начальников штабов. Какой-то идиот-артиллерист из управления боевой подготовки начал было возражать, но я очень быстро заткнул ему рот. В наше распоряжение выделили отличную территорию в Хайлендсе.
— В Шотландии? Это место, куда нам предстоит переехать? — спросила миссис Ленард.
— Да, там нам предстоит формироваться.
— Значит, летом мы будем там? Мне необходимо сделать некоторые приготовления.
— Вопрос о том, где мы будем летом, зависит от наших друзей бошей. К лету я надеюсь доложить начальству, что бригада готова к незамедлительным действиям. Нечего зря болтаться. Длительность подготовки солдата не бесконечна, существует определенный момент, после которого дальнейшая подготовка приводит к тому, что люди выдыхаются, теряют форму, начинается регресс. Солдат нужно использовать тогда, когда они полны энергии и решимости сражаться… Да, использовать их, — повторил он мечтательно, — пускать их в расход. Это все равно что медленно накапливать столбики монет, а потом швырнуть их все на кон в азартной игре. Это необыкновенно захватывающий процесс в жизни — готовить солдат, а потом бросать их в бой с коварным противником. Вы получаете в свое распоряжение отличные силы. Все хорошо изучили друг друга. Каждый подчиненный настолько хорошо знает своего командира, что угадывает его намерения еще до того, как тот раскроет рот. Они приучаются действовать без приказов, словно овчарки. И вот вы бросаете их и бой, и через какую-нибудь неделю, возможно даже через несколько часов, все ваши силы израсходованы. Даже в том случае, если вы одерживаете победу, ваши силы уже совсем не те. Вы получаете пополнения, производите повышения. Вам приходится «начинать все сначала, но вы и слова не молвите о ваших потерях». Кажется, так говорится в какой-то поэме? Так вот, миссис Ленард, нет никакого смысла спрашивать, где или когда мы осядем на каком-нибудь месте. Вы все играете в регби?
— Нет, сэр.
— Нет, сэр.
— Да, сэр. (Ленард.)
— Футбол?
— Нет, сэр.
— Жаль. Солдаты не интересуются регби, за исключением валлийцев, а у нас их немного. Играть с солдатами очень важно и полезно. Они проникаются уважением к вам, вы уважаете их, а если кому-нибудь переломают кости — обида невелика. В моей роте одно время было больше пострадавших во время игры в футбол, чем во время боя, но могу заверить вас, у наших противников пострадавших было больше, чем у нас. Некоторые так и остались калеками. Был у нас такой смелый парнишка, игравший правым полузащитником в команде третьей роты. Так вот его во время игры изувечили на всю жизнь, так хромым и остался. Вы должны интересоваться футболом даже в том случае, если сами не играете. Я помню, как однажды сержанту из моей роты оторвало ногу. Помочь бедному малому не было никакой возможности — вместе с ногой оторвало чуть ли не половину туловища. Положение его было безнадежное, но сознания он не потерял. С одной стороны около парня находился военный священник, который пытался заставить его произнести молитву, а с другой стороны — я. Кроме футбола, раненый сержант в этот момент ни о чем не думал. К счастью, мне были известны результаты позднейших игр основных футбольных команд лиги, а неизвестные я просто придумал. Я сказал сержанту, что команда его родного города вышла вперед, и он умер с улыбкой. Когда какой-нибудь военный священник слишком задирает нос и много разглагольствует, я затыкаю ему рот этой историей. С католиками дело обстоит, конечно, иначе. Их священники не отходят от умирающего до его последнего издыхания. Просто страшно смотреть, как они все время что-то шепчут ему. Сотни умирают потому, что им внушают таким образом страх.
— Мистер Краучбек — католик, — сказала миссис Грин.
— О, виноват. Опять я говорю, не подумав. Как всегда, нет никакого такта. Конечно, это потому, что вы живете в Африке, — сказал подполковник Ритчи-Хук, поворачиваясь к Гаю. — Все становятся там весьма добропорядочными миссионерами. Я сам повидал их. Они не терпят никаких глупостей со стороны местных. Ничего вроде: «Туша у мой клистиан малчшик совсем такой, как у белый хосподин». Но уверяю вас, Краучбек, вам довелось видеть только самых хороших. Если бы вам пришлось пожить в Италии, как пришлось еще одному моему молодому офицеру, то вы увидели бы их такими, каковы они есть на самом деле. Или в Ирландии — священники там совершенно откровенно принимали сторону вооруженных бандитов.
— Откушайте пудинг, Вен, — предложила миссис Грин.
Подполковник Ритчи-Хук перевел взгляд на яблочный пирог и все остальное время за завтраком высказывался главным образом по недискуссионному вопросу, связанному с мерами предосторожности против воздушных налетов противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39