"2.
В-третьих, от православия сегодня многие ждут исцеления от болез-
ней декаданса - от нигилизма и имморализма, апатии и уныния, неумения
1 Леонтьев К. Цветущая сложность. М., 1992. С. 234.
Там же.
367
противостоять вызовам бездуховной силы, попирающей нормы, святыни
и ценности в погоне за своим "успехом". Характерный парадокс
современной цивилизации состоит в переплетении безудержного проме-
теева активизма, унаследованного от "героического энтузиазма" ре-
нессансной эпохи, с безграничным пессимизмом и духовной опусто-
шенностью. Именно Запад скрестил эти крайности: преобразовательный
активизм и апатию, безудержное преклонение перед будущим и без-
граничный страх перед ним. Западная духовная эволюция циклична:
фазы просветительского энтузиазма и веры в прогресс сменяются фаза-
ми консервативно-романтической реакции и критики прогресса.
Особый интерес представляют отношения православия и постмодер-
низма. Постмодернизм есть новейшее откровение Запада, предельное
выражение его всеразъедающей иронии. Предшествующая эпоха уско-
ренной индустриализации и урбанизации породила многочисленный
внутренний и внешний пролетариат - тех маргиналов, которые уже вы-
толкнуты из традиционного общества, но не успели по-настоящему
"натурализироваться" в современном. Этим маргиналам предстоял дол-
гий и трудный путь освоения духовных и материальных достижений
цивилизации. Но на этом пути их вначале остановил Маркс, призвав
поменять перспективу: не приспосабливаться к "буржуазной цивилиза-
ции", а разрушить ее решительным революционным штурмом.
Сегодня на Западе появились "новые пролетарии" - уже яе Маркса,
а Фрейда (точнее, неофрейдизма). Их "бунт" представляет собой массо-
вое проявление "эдипового комплекса" - восстания против "Отца", это-
го олицетворения Нормы и Авторитета. Бунт против культуры и морали
получил алиби со стороны модной постмодернистской теории. Послед-
няя утверждает, что современная культура не имеет сколько-нибудь
надежных критериев для отличения нормы от патологии, прекрасного от
безобразного, добра от зла, мудрости от невежества. Словом, "новых
пролетариев", бунтующих не столько против институтов, сколько про-
тив внеинституциональных основ цивилизации, заложенных в культур-
но-религиозной памяти, призывают не стесняться. Роль постмодернизма,
как и многих других феноменов культуры конца XX в., двусмысленна.
Его можно понять и как самоиронию Запада, направленную против ав-
торитарной догматики прежних "великих учений", и как тонкую стили-
зацию культуры homo ludens (человека играющего), и, наконец, как
средство морального разоружения других культур, враждебных Западу.
Во всяком случае опыт новейших вестернизаций, в частности, россий-
ской, показывает, что постмодернистская ирония может стать формой
опасного кокетничанья с варварством.
Российская интеллигенция ожидала, что процесс вестернизаций яв-
ляется "путем в цивилизацию". На деле этот процесс, сопровождающий-
368
ся дискредитацией святынь и опустошением национальных пантеонов,
оказался дорогой к варварству. Никогда еще волна имморализма и все-
дозволенности с такой силовой не накрывала общество и не угрожала
его духовному здоровью, как сегодня. Общество лихорадочно ищет ре-
зервы для отпора. Православие, бесспорно, является таким резервом. Но
для этого предстоит осуществить гигантскую творческую работу внутри
самого православия.
НА ПУТИ К ПРАВОСЛАВНОМУ ЗАПАДНИЧЕСТВУ
Этот путь касается идентичности самого православия. Со времен па-
дения Византии православие "эмигрировало" на Восток, в Москву. Его
натурализация в России, сопровождаемая нещадной идеологической
эксплуатацией государственной властью, постепенно создала ему репу-
тацию не столько мировой, сколько "русской" религии. Сегодня, если
православие в самом деле желает участвовать в духовном реформирова-
нии человечества, ему необходимо вернуть экуменический, вселенский
кругозор. Иными словами, необходимо реактивировать византийскую
память, приглушенную после победы осифлян над "нестяжателями".
Требуется новое подтверждение великого принципа мировых религий:
независимости от любой "местной", национальной власти, свободного
духовного авторитета и творчества.
В этом смысле "греческая" идентичность православия несомненно
более продуктивна, чем "русская" его идентичность, ибо в первом слу-
чае демонстрируется зависимость от одной только великой письменной
традиции, но независимость от власти, во втором это становится спор-
ным. Власть не должна путать свое земное величие с духовной горды-
ней. Президент Франции и добрый католик генерал де Голль не стес-
нялся склониться перед кардиналом Вышинским, потому что видел в
нем не представителя Польши, а представителя Великой Церкви. Труд-
но представить себе российского президента в аналогичной позе. Ска-
занное здесь - не деталь, оно касается самого статуса церкви, а в ее
лице — статуса духовного, неполитического авторитета в современном
мире. Российской власти и церкви необходимо усвоить христианский
парадокс: истинное духовное возвышение идет не через гордыню, а че-
рез самоуничижение. Но это самоуничижение не перед обладателями
земных благ — в отношении их российские власть и церковь сегодня
демонстрируют неприличную искательность, — а перед символами выс-
ших истин. Идя в сторону атлантического Запада, власть и церковь
унижаются перед земной силой. Идя в сторону греческого Запада, они
совершают подвиг христианского самоуничижения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186