"Не его стихия крайность". "В нем есть смолистость севера России, чистый,
крепкий и здоровый ее тип... Если считать — а это очень принято — что "русское"
— гримаса, истерия и юродство, "достоевщина", то Сергий Радонежский явное
опровержение. В народе, якобы призванном к ниспровержениям и разинской
разнузданности, к моральному кликушеству и эпилепсии — Сергий как раз пример —
любимейшей самим народом — ясности, света прозрачного и ровного".
Явным опровержением теорий русской интеллигенции, духовных наследников
Петра I, что русский народ — "народ потревоженного, дисгармоничного духа",
является и духовный облик величайшего поэта земли Русской. Это только сами
творцы этой ложной теории являются людьми потревоженного духа. Чувствуя свою
духовную неполноценность, они пытаются наделить своими типичными чертами и весь
русский народ.

II

Появление Пушкина знаменовало, что Русский гений снова восстанавливал
связи с национальными традициями. "Призвание Пушкина состояло в том, чтобы
принять душу русского человека во всей ее глубине, во всем объеме и оформить,
прекрасно оформить ее, а вместе с нею — и Россию. Таково было великое задание
Пушкина: принять русскую душу во всех ее исторически и национально сложившихся
трудностях, узлах и страстях; и найти, выносить, выстрадать, осуществить и
показать всей России — достойный ее творческий путь, преодолевающий эти
трудности, развязывающий эти узлы, вдохновенно облагораживающий эти страсти..."
(6)
Митрополит Анастасий в книге "Пушкин и его отношение к религии и
Православной Церкви" пишет: "Все, что отличает и украшает Пушкинский гений — его
необыкновенная простота, ясность и трезвость, "свободный ум", чуждый всяких
предрассудков и преклонения пред народными кумирами, правдивость, доброта,
искренность, умиление пред всем высоким и прекрасным, смирение на вершине славы,
победная жизнерадостная гармония, в какую разрешаются у него все противоречия
жизни — все это несомненно имеет религиозные корни, но они уходят так глубоко,
что их не мог рассмотреть сам Пушкин. Мережковский прав, когда говорит, что
"Христианство Пушкина естественно и бессознательно".
...Повсюду у Пушкина слышится вера в русский характер, вера в его
духовную мощь, а коль вера, — стало быть, и надежда, великая надежда за русского
человека.
В надежде славы и добра, — пишет он, —
Гляжу вперед я без боязни.
У духовно созревшего Пушкина нет и намека на радищевское отношение к
русской действительности. В лице Пушкина русский народный дух излечивается,
наконец, от искажений, которых нанесла ему совершенная Петром I революция. В
Пушкине русская душа обретает снова утерянное душевное здоровье,
жизнерадостность и гармонию, которыми она обладала до Петра I, восстанавливает
порванные нити с древними русскими традициями.
В Пушкине возрождается гармоничная душа человека допетровской Руси.
Шубарт справедливо замечает, что "со словом Россия следует связывать не только
мысль о Достоевском. Ведь и Пушкин русский, более гармонически настроенный, чем
Гете, а в своем внутреннем спокойствии и светлой преображенной эстетике, более
близкий грекам, нежели творец Фауста".
Да, Пушкин более гармоничен по душевному складу, чем Гете, так же, как
величайший святой русского народа Сергий Радонежский, более гармоничен, чем
любимый святой католичества — Франциск Асизский. Русские святые, так же как и
простые русские люди допетровской Руси не имеют ничего общего с типом русского
интеллигента — этого антигармоничного типа человека.
Все попытки русской интеллигенции доказать, что духовный склад Пушкина —
не является национальным, обречены на неудачу. Пушкин — это образ русского
человека, такого, каким он был до Петра, и такого, каким он должен был стать,
если бы он пошел за Пушкиным, а не Белинским.
В этом смысле и надо понимать замечания Гоголя, что "Пушкин —
чрезвычайное и, может быть, единственное явление Русского духа. Но это — русский
человек в конечном его развитии". По мнению Гоголя, таким как Пушкин "явится
миру русский человек через двести лет".
"Пушкин знал, что всякая земная сила, всякая человеческая мощь сильна
мерой и в меру собственного самоограничения и самообуздания. Ему в земных делах
и оценках была чужда расслабленность, нездоровая чувствительность, и вместе с
тем ему прямо претила пьяная чрезмерность, тот прославленный в настоящее время
"максимализм", который родится в угаре и иссякает в похмелье..." (7) Пушкин
совершил самую трудную победу, доступную для всякого человека, — дал своей душе
— меру и гармоничную форму.
Совершив этот тяжелый подвиг, Пушкин открыл дорогу к новым блистательным
победам. Он понял, что социальные страсти и революционные безумства плохой путь
для тех, кто хочет реального счастья для своей родины. Пушкин понял, что Россия
может завоевать свое счастье не бунтами, а упорным трудом поколений, стремящихся
парализовать последствия тяжелой, мучительной Русской истории. Пушкин шел тем же
путем, каким шел оформитель души русского народа после постигшей его катастрофы
в виде нашествия монголов — св. Сергий Радонежский.

III

Утверждение Герцена, что на великое явление Петра I Россия через сто лет
ответила явлением Пушкина — является неверным. Историческая роль Пушкина
состояла в том, что он должен был силой своего гения положить конец
подражательному европейскому периоду русской культуры, дать снова гармонию
русской душе, утерянную ею со времен Никона и Петра, снова сделать ее чисто
русской, свободной от механического подражания европейской культуре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11