- Я зайду за вами под утро, - сказал Добби, уходя и захлопывая за собой дверь сарая.
Ужасно хотелось спать, но нужно было дорожить новым местом.
Лампы освещали ряды клеток, аккуратно перенумерованных, и я быстро перезнакомился с занятными зверушками. По сравнению с парком "змеиного профессора" это был рай, населенный ангелами.
Я увлекся работой и не заметил, как настало утро.
- Пора отдыхать,-раздался голос Добби, вошедшего в виварий. - Сейчас я вам объясню, как их надо кормить.
Он показал, как надо обращаться с лабораторными животными, помог мне засыпать кормушки и налить воду в поилки.
- А теперь идите спать, Сэм, - сказал Добби, видимо, довольный моей работой.
- Да, сэр, я еле таскаю ноги...
Мы вышли из сарая. Передо мной стояла прелестная вилла с чистым двором, обнесенным высокой железной оградой. Склоны горы, на которой стоял дом, показались мне знакомыми.
Я шагнул к решетке. Далеко внизу, под крутым скалистым обрывом, на берегу океана под лучами утреннего солнца лежал красивый городок. Это был мой родной Эшуорф.
IV
В доме Добби, построенном, видимо, недавно, как раз на площадке над скалой Двух Роз, жил, кроме хозяина
и меня, еще пожилой слуга Мигли, очень молчаливый, отлично готовивший изысканные блюда. Кормил он на славу, и я всегда с нетерпением ожидал обеда, когда он показывал свое искусство. Особенно удавалось ему сладкое. Тертые каштаны со сливками он делал изумительно.
Верхний этаж был занят комнатами Добби, который проводил там дни и ночи в полном уединении. На моей обязанности лежало приносить требуемых Добби животных к нему наверх в первую комнату. Что он там проделывал с ними, я не знал. Потом по звонку я опять поднимался, брал корзину с животными и уносил в сарай. Здесь мне работы хватало. Надо было кормить животных по расписанию, утром и вечером взвешивать некоторых кроликов, а результаты докладывать Добби. Так как Мигли был скуп на слова, а Добби я видал только, когда ему хотелось, я подружился с Кипом, прелестным шотландским терьером, большим умницей. Он сопровождал меня из дома до сарая, куда входить считал ниже своего достоинства. Особое презрение возбуждали в нем коты, которые содержались в особой клетке. Надо сказать, что коты и кошки - самые капризные из всех лабораторных животных. Они соглашаются не орать в неволе, только если им дают самое свежее мясо и молоко. Иногда в виварии на них, и притом на всех сразу, нападал дикий приступ тоски, и они так ужасно мяукали, выговаривая, вероятно, проклятия на своем кошачьем языке, что Добби приказывал:
- Погуляйте с ними по солнышку, Сэм.
Кипа запирали в кухне, а я выводил на цепочках котов партиями по четыре штуки, следя, чтобы они не вырывались из ошейников.
Незаметно подкралась зима. Я спокойно работал, хорошо питался и мог, казалось, быть довольным такими сравнительно несложными обязанностями, тем более что еженедельное жалованье я получал аккуратно и прятал его в ночном столике.
В день выдачи жалованья Добби собственноручно намыливал мне лицо и ловко брил, ни разу не порезав кожи. К сожалению, я не мог полюбоваться результатами работы своего парикмахера, так как во всей вилле не было ни осколка зеркала. Я хотел как-то спросить хозяина, умышленно ли он выбросил зеркала из своего обихода, или это случайность, но инстинктивно почувствовал, что такбй вопрос не понравится ему. Да и какое мне было дело до чудачеств Добби? Относился он ко мне доброжелательно, однако такого мягкого тона и теплой улыбки, как в первый вечер нашего знакомства, я больше не замечал. Вообще он разговаривал со мной мало.
А я, бесконечно благодарный за свое спасение, всегда старался угодить ему и даже беспокоился о его здоровье. Мне не нравилось его постоянное покашливание.
Но все же я был одинок и здесь, и вынужденное заключение в усадьбе начало мне надоедать, особенно с того зимнего утра, когда я подошел к решетке там, где она вплотную подходила к краю обрыва. Зимнее солнце скользило внизу по крышам Эшуорфа. Мне нестерпимо захотелось спуститься с гор и побродить по тихим улочкам, зайти в "Нептун" или в "Королевский тигр", погреться у камина и послушать эшуорфские новости. По-прежнему ли философствует однорукий дядюшка? Как живет мой отец? Что поделывает рыжий Эд? А доктор Флит, вероятно, еще больше растолстел...
Я угадывал смутные очертания улиц Эшуорфа. Вон торчит шпиль церкви, где настоятельствует Иеремия. А за тем холмом должны быть милые моему сердцу домики. Наверное, золотоволосая Мери выросла... А Эдит Уинтер? При одной мысли о ней она вставала передо мной как живая, сердце начинало биться в груди, как жаворонок в клетке...
Моя прежняя жизнь, Полная приключений, заставила меня присматриваться к окружающему в доме Добби.
Я освоился с хозяйством этой удивительной виллы. Два ветряка давали электрическую энергию, качали воду из артезианского колодца и приводили в действие моторы, которые гудели в комнатах Добби. Вилла обогревалась электричеством, и Добби как-то похвастался, что все его электрическое хозяйство автоматизировано. Когда аккумуляторы полностью заряжены, ветряки переключаются на перекачку воды.
Часто, наблюдая, как крысы жадно ели похлебку, сваренную Мигли, я раздумывал о Добби. Ведь думать о хозяине контрактом не запрещалось! Какое мне дело до его занятий? Добби, несомненно, бактериолог. Вчера мы с ним, например, целый вечер были заняты приготовлением питательной среды для разведения микробов. Мигли сварил из телятины прекрасный густой бульон, и я тщательно процеживал его через фильтры, потом стерилизовал в автоклаве, стоявшем в первой комнате наверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86