Все еще сердишься? – Но ее быстрый взгляд сказал ему, что он может не отвечать, ибо для Кит это уже не столь важно.
И все же он ответил:
– Я никогда не сердился на тебя, Кит. Просто мне не по душе твое решение.
– Понимаю. – Кит поставила кочергу на место, быстро отошла от камина и остановилась у торшера рядом с креслом Старого Тома.
Беннон хотел попросить ее вернуться к камину, где тепло, но вдруг понял, что она так возбуждена, что ей трудно оставаться на одном месте.
– Что мучит тебя, Кит?
– Разве это заметно? – Она нерадостно улыбнулась и с деланным безразличием провела пальцем по бронзовому корпусу лампы. И тут же снова отошла.
– Да.
Кит остановилась перед ремингтоновской статуэткой из бронзы.
– Если бы тебе вдруг предстояло совершить прыжок в неизвестность, что бы ты сделал, Беннон?
Он на мгновение нахмурился, словно раздумывая.
– Прыгнул бы.
– Так просто?
– Если надо прыгнуть, зачем тянуть?
– А если вопрос стоял бы так: можешь прыгнуть, а можешь и не делать этого? – продолжала Кит, беспокойно двигаясь по комнате.
Беннон, сощурившись, взглянул на нее.
– Ты не из тех, кто отказался бы прыгнуть, Кит.
Она остановилась и, склонив голову набок, внимательно посмотрела на него.
– Ты в этом уверен, Беннон?
– Ты сильная, у тебя есть воля.
– Не уверена, что это комплимент.
Кит подошла к открытому фортепьяно и нажала на клавишу.
– Я просто сказал то, что думаю, – потягивая кофе и не сводя глаз с Кит, ответил Беннон. Он решил не нарушать первым неожиданно возникшего молчания, однако, когда Кит не продолжила разговора, спросил: – Что за решение ты должна принять, даже не зная его последствий?
Она быстро взглянула на него и пожала плечами.
– В некотором роде речь идет о славе.
– И она тебе нужна?
– Возможно. – Кит села на край скамеечки перед фортепьяно.
– Ну что ж, тогда прыгай. – Беннон смотрел в кружку, и Кит заметила, каким жестким стало его лицо. Он снова отхлебнул глоток кофе.
– Тебе не кажется, что это грубо? – ответила Кит резче, чем хотела.
– Возможно. Но, мне кажется, ты этот вопрос решила еще тогда, когда уехала в Голливуд.
Не грех напомнить ей об этом. Теперь Кит пополнила ряды тех, кто приезжает в Аспен лишь для того, чтобы отдохнуть и развлечься. Решение продать ранчо подтверждает это.
– Когда я уезжала, у меня были совсем другие планы, – вздохнула Кит и повернулась к фортепьяно.
– Другие планы или просто боязнь сцены? Ты всегда ужасно волновалась перед выходом, – напомнил ей Беннон.
– Да, всегда, – призналась Кит с еле заметной улыбкой и принялась одним пальцем наигрывать детскую рождественскую песенку. – Это первое, что научила меня играть твоя матушка. Я любила приходить к вам эти два дня в неделю. И не только из-за уроков музыки. Просто мне нравилось бывать в вашем доме.
Когда Кит открыла ноты и попыталась сыграть незамысловатую мелодию, Беннон невольно подошел к фортепьяно.
Какой знакомой показалась ему эта картина: стройная фигурка девочки, склоненная над клавиатурой, отблески солнца на золотистых волосах, необычайная сосредоточенность на лице.
Кит старательно играла, делала ошибки, недовольно морщилась и виновато улыбалась. Глядя на нее, Беннон тоже не смог удержаться от улыбки.
Наконец доиграв, Кит сняла руки с клавиш и опустила их на колени. Плечи ее печально поникли.
– Бог знает, сколько я не прикасалась к фортепьяно.
– Это и видно. – Беннон облокотился на крышку фортепьяно и смотрел на Кит.
– Спасибо. – Порывшись в нотах, она нашла что-то для начинающих. – Кажется, по темпу это мне больше подходит. – Но, сбившись на третьем такте, Кит подняла руки и сказала: – Сдаюсь.
– Помнишь, сколько раз ты так говорила? – с легкой усмешкой заметил Беннон.
– И я все же сдалась и разом покончила, когда убедилась, что никакие гаммы и упражнения мне не помогут. И вообще это мне не нужно, да и скучно. – Кит закрыла нотную тетрадь и ласково провела по ней рукой, разглаживая обложку. Лицо ее стало серьезным.
– Лора берет уроки музыки?
Беннон кивнул.
– Начала в этом году. Учительница хвалит ее, считает, что у нее незаурядные способности.
– У меня их не было. Я больше любила слушать, чем играть. – Она посмотрела на Беннона. – А ты играешь?
– Когда есть время.
– Оно у тебя есть сейчас, – сказала Кит, подзадоривая его. Взяв кружку с недопитым кофе, она отодвинулась на самый край скамьи, уступая место Беннону. – Сыграй мне что-нибудь.
Беннон чуть поколебался, однако отставил кружку с кофе и сел рядом с Кит. Его сильные пальцы, словно в разминке, пробежали по клавишам.
– Что ты хочешь, чтобы я сыграл?
– Что-нибудь негромкое, умиротворяющее.
Подумав, Беннон начал играть. Кит попыталась вспомнить, что это. Кажется, Бетховен. Адажио из сонаты, но какой?
Он чуть сбился, и от Кит это не ускользнуло. Но разве это так уж важно? Отсутствие техники он восполнял проникновенностью и чувством.
Сейчас он играл фрагмент для правой руки. Без поддержки левой звуки показались Кит одинокими и потерянными в полной тишине гостиной. И все же в каждой ноте, высокой или низкой, в их повторах Кит слышалась то надежда, то отчаяние, и снова надежда и решимость.
Это так было похоже на то, что творилось в ней самой.
Как смог Беннон так хорошо понять ее, ведь, в сущности, он так и не узнал ее. Отводя взгляд от его огрубевших пальцев фермера, так легко касавшихся клавиш, Кит смотрела на знакомое лицо, казалось бы, совсем простое, с неправильными чертами, и все, что было похоронено в памяти, напомнило о себе.
Когда Беннон чуть прищурил глаза и взглянул на нее с легкой улыбкой, сердце Кит отчаянно забилось, и, испугавшись, что выдаст себя и он поймет, что ничего не изменилось, она отвернулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124