Весь сезон дождей машина стояла у реки, гнила и ржавела, под конец вся обросла ротангом. Она бы в землю ушла, не появись черт знает откуда белый механик. Этот белый человек еще не знал, что его ждет, но теперь у него не больше шансов вернуть себе свободу, чем у краба, польстившегося на приманку.
Тут Кристофер Чабб и сообщил радже, что как раз этот механик украл его дочь. По словам Чабба, он рассказал все откровенно, не тая подробностей, и раджа, как он и надеялся, воспылал праведным гневом, хлопнул себя по ноге и заявил, что девочку надо вернуть во что бы то ни стало. Вопрос чести. А для кайя-кайя – бесчестье, поскольку его преступления будут тем самым разоблачены перед власть предержащими.
Незнание языка и затянувшаяся болезнь мешали общаться с туземцами, а потому Чабб понятия не имел, какое впечатление произвела его история в деревне. Внешне люди это никак не выражали, но в глубине души все сочувствовали его беде. Правда, на следующий день в реку пришел косяк какой-то рыбы, похожей на кефаль, и все жители, включая женщин и детей, сперва собирали урожай, а затем раскладывали добычу на солнцепеке для просушки.
Лишь через пару дней – к тому времени морской бриз занес вонь сохнущей рыбешки даже в рума ибу – выздоравливающий австралиец решился встать на ноги и спуститься вниз, к топям. На его глазах два челнока отплыли вверх по течению. Ему, конечно, и в голову не пришло, что экспедиция может иметь какое-то отношение к его делу, и вечером Чабб с удивлением услышал, что среди гребцов был сам раджа. Спустя два дня Кесил Бонгсу возвратился в деревню с известием: похититель обнаружен – он живет в глухом лесу примерно в миле по реке от дворца своего покрытого бесчестием покровителя. Сперва подумали, что механик сбежал, но ошиблись. Девочка при нем, а также – китаянка с Суматры, чей муж был убит амбонскими пиратами, как только супруги прибыли в Перак. Женщина прилипла к белому человеку, будто пиявка. Гребцы видели, как она карабкалась на деревья. Словно обезьяна. Женщины не лазают по деревьям, это всем известно, а потому гребцы здорово развлеклись, отпуская грубые шутки насчет женских бедер, плотно сжимающих гладкую кору, и тому подобное. Когда женщина спустилась с дерева и вместо плодов принесла цветы, их веселью и вовсе не было конца. Даже те, кто живет выше или ниже по течению и никогда не видел механика и его спутниц, теперь слыхали про женщину-обезьяну.
Но, судя по всему, когда раджа Кесил Бонгсу упоенно рассказывал про свой поход, его супруги взирали на чужеземца неблагосклонно. Малаец не согласился бы занять рума ибу, даже если сам хозяин ему предложил, вежливость требовала отказаться. Чабб понятия не имел о своем промахе и лишь годы спустя сообразил, как злились на него женщины, которым главная комната принадлежала в обычную пору.
– Может, – сказал он мне, – потому-то мужчины и поспешили за моей дочерью – чтобы поскорее от меня избавиться? Кто знает, мем.
На седьмой день Чабба разбудил истошный визг. Обезьяны, подумал он, не вникая особо. Одевшись, он открыл банку «Спама» и, за неимением столовых приборов, съел содержимое руками. Вопли продолжались, и пока Чабб мыл руки после еды. Свинья? Но его хозяева – мусульмане, быть такого не может. Наконец он решил выйти на песчаную площадку у дома, которая, к его удивлению, оказалась совершенно пуста. Теперь эти вопли показались ему зловещими. Чабб поспешил к реке, откуда они доносились, и там застал все население деревни: люди стояли в низине, прилив доходил им до щиколоток. Вообразив, что там творится некое религиозное действо, Чабб из деликатности остановился с краю, но, едва заметив его, туземцы расступились, и он увидел большую тростниковую корзину, на ее дне тонким слоем плескалась вода. В таких корзинах, только поменьше, не столь прочных, оранг-кайя-кайя подвешивал под домом цыплят.
Читатель уже угадал, какой породы было это животное, но Кристофер Чабб был искренне потрясен, когда тварью, дико вопящей в клетке, оказалось его любимое дитя.
Он не мог вынести ее ужаса и на полусогнутых ногах, осторожно побрел к ней по грязи.
– Ну-ну! – сказал он. – Все в порядке.
Но, разумеется, все было отнюдь не в порядке. Едва ханту протянул к ней руки, девочка замерла, а тот, сочтя молчание знаком согласия, просунул руку между прутьями и хотел погладить девочку по волосам.
Люди видели, как рука проникла внутрь клетки, потом услышали вопль, и рука отдернулась. Девочка заорала громче прежнего, корзина подскакивала в грязи, словно морское животное, выброшенное на берег. Все стояли неподвижно, будто окаменев. Только раджа едва заметно шевельнулся, и у Чабба кровь застыла в жилах, когда он увидел, как тот приглаживает тоненькие усики.
Раджа что-то коротко сказал, ни к кому в особенности не обращаясь. Затем, не удостоив гостя даже взглядом, вместе со свитой удалился в деревню.
Когда повелитель ушел, никто больше не глянул в сторону Чабба, но общий гнев был так же явственно осязаем, как липкая жара. Кто бы не рассердился на их месте? А уж малайцы, такие нежные с детьми, сразу поняли, кто настоящий похититель.
Они горестно следили за тем, как юноши осторожно продевают бамбуковые шесты в петли корзины и поднимают на плечи белую девочку. Чабб шел вслед, будто за гробом, а малышка кричала в бессильном отчаянии.
В доме раджи ее сначала понесли в рума ибу, однако жены запротестовали, и клетку переместили на веранду. Выпустить пленницу не решились, но принесли ей мисочку черного рисового пудинга и два банана.
Чабб наблюдал все это со стороны и остро чувствовал женское неодобрение, однако, не владея языком, не мог оправдаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74