– В газете не пишут о пиштако, только о похитителях глаз – глазокрадах. Но ты прав, Томасито. Они похожи на пиштако, о которых рассказывают горцы. У меня не укладывается в голове, что в Лиме люди тоже начинают верить в подобные вещи. В столице Перу! Подумать только.
– Вы думаете, что я вас слушаю. Но я уже не здесь, – шепотом сказал Томас. – Я обнимаю свою любимую в поезде, который спускается все ниже и ниже с гор на своем пути к вокзалу Десампарадос.
– Ну убеди меня, заставь поверить, что меня задержали по чистой случайности, – просила Мерседес, тесно прижавшись к нему. – Я не хочу в тюрьму. Одна моя знакомая сидела в тюрьме, в Чоррильос, я ее там навещала. Я лучше убью себя, чем позволю засадить в каталажку.
Карреньо крепче прижал ее к себе, гладил ей волосы, плечи. Они примостились вдвоем на месте, рассчитанном на одного человека. Вагон был переполнен, люди стояли в проходах, заставленных чемоданами и узлами. Кто-то вез кур. На каждой станции входили новые пассажиры, и вскоре стало нечем дышать. Хорошо, что уже доехали до Матуканы. Томас прижался губами к густым волосам Мерседес.
– Клянусь, с тобой ничего не случится. А если случится, я тебя выручу. Как вчера.
Он поцеловал ее, она закрыла глаза. За окном на вершинах и склонах гор время от времени проплывали деревни, среди камней уже мелькали яркие рекламные щиты. День был серый, по небу ползли низкие тучи, казалось, вот-вот пойдет дождь, но он все не шел. Словом, типичная погода Лимы.
– Что-то неладное происходит со страной, Томасито, – снова прервал его Литума. – Как могло случиться, что целый район Лимы поверил подобной чепухе? Какие-то гринго хватают пятилетних детей, увозят в шикарных лимузинах, чтобы потом ультрасовременными ланцетами вырезать им глаза. Бред сумасшедшего. Должно быть, в Лиме есть свои доньи Адрианы. Но чтобы в такое поверил целый район, чтобы родители бросились забирать детей из школ, искать иностранцев и линчевать их – это уже выше моего понимания.
– Да, глаза, – пробормотал его помощник. – Глаза Мерседес. Сияющие как звезды. Медового цвета.
Он больше не испытывал страха. Страшно было, когда они, освободившись от полиции, катили по Андам на машине и Карреньо то и дело показывал пистолет шоферу, чтобы тот не вздумал их обмануть. Впрочем, дорога их сблизила. Шофер поверил или сделал вид, что поверил, будто Карреньо и Мерседес бегут от ее ревнивого мужа, который уже сделал заявление в полицию. Два раза шофер выходил из машины, чтобы купить еду и напитки, он же посоветовал им сесть на поезд в Серро-де-Паско. Карреньо оставил ему за услуги оба автомата.
– Хочешь, верни их, как законопослушный гражданин, а хочешь – продай, получишь кучу денег за пару таких игрушек.
– Брошу монету, чтобы решить, – сказал шофер и пожелал им счастливого медового месяца. – Выжду немного, а потом поеду в полицию.
– В газете пишут, что в Чиклайо было то же самое, и в Ферреньяфе тоже, еще в прошлом месяце, – продолжал Литума. – Какая-то женщина видела четырех гринго в белых халатах, которые тащили ребенка. А в оросительной канаве якобы нашли труп другого ребенка, без глаз, глазокрады положили ему в карман пятьдесят долларов. Там тоже организовали дружины, как в Аякучо, когда пошли слухи о пиштако. В Лиме, Чиклайо и Ферреньяфе те же суеверия, что и у горцев. Все это похоже на эпидемию, ты не думаешь?
– Сказать по правде, мне до этого нет никакого дела, господин капрал. Потому что сейчас я чувствую себя счастливым.
Поезд подошел к вокзалу Десампарадос около шести вечера. Уже темнело, но свет еще не зажигали, так что Карреньо и Мерседес пересекли просторный вестибюль в полумраке. Ни у входа, ни у выхода полицейских не было, только у ограды Дома правительства стояла охрана.
– Лучше, если мы сейчас разойдемся в разные стороны, – сказала на улице Мерседес.
– Ты хочешь вернуться домой? Но за твоим домом, наверно, наблюдают, и за моим тоже. Давай укроемся на несколько дней у моей мамы.
Они взяли такси. Томас назвал адрес в районе Бренья, наклонился к Мерседес и прошептал ей на ухо:
– А может, ты хочешь отделаться от меня?
– Я хочу кое-что сказать тебе, пусть все будет ясно между нами. – Она говорила вполголоса, чтобы не услышал таксист. – Что было, то было, ладно? Но я всегда хотела быть независимой. Поэтому не обманывай себя. Я вовсе не собираюсь стать подружкой полицейского.
– Бывшего полицейского, – поправил ее юноша.
– Мы можем остаться вместе, пока не выпутаемся из этой истории. О'кей, Карреньито?
– Как только начинаю думать о наших делах, сразу вспоминаю Дионисио и его ведьму, ничего не могу с этим поделать, – сказал Литума. – Все выглядит так, будто эта пара дикарей права, а все остальные не правы. Уметь читать и писать, ходить в пиджаке и носить галстук, окончить колледж и жить в городе – этого еще недостаточно, чтобы понимать, что происходит. А вот ведьмы и колдуны – те все понимают. Знаешь, что сказал сегодня днем Дионисио в своем кабаке? Что умные рождаются от кровосмешения. Всякий раз, как эта жаба открывает рот, во мне все напрягается. У тебя тоже?
– У меня тоже все напрягается, господин капрал, но по другой причине. Я как раз сейчас вспоминаю, какими приключениями начался наш медовый месяц.
Когда они уже ехали по проспекту Арика в Бренье, зажглись неяркие уличные фонари. Таксист обогнул колледж Ла-Салье, проехал узкой улочкой и начал было подруливать к дому, но Карреньо вдруг изменил свой план.
– Езжайте дальше. Я передумал. Едем в Барриос Альтос.
Мерседес с удивлением взглянула на Карреньо и увидела в его руке револьвер.
– В Перу хозяйничает дьявол, повсюду какое-то помрачение умов, а у тебя в голове только твоя пьюранка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85